– Снова ты! Это что творится, молодой? Откуда огонь?! Кто огонь зажег, закопай его аномалия?!!
– Спокойно, мудрость, – я взял его за локоть, а с другой стороны к старику подступил Калуга. – Пошли с нами.
– Куда? Куда? – еще сильнее забеспокоился он, мутно уставившись на подошедшего вслед за нами наемника. – А ну пустите, щенки блохастые! Старость, мудрость мою уважайте! Там схрон мой, схрон горит, и хабар в нем…
– Ничего там не горит, старый, – заверил Калуга. – Мы, прежде чем поджечь, накрыли вход на лестницу жестью даже плотнее, чем она там раньше лежала.
– Так это вы зажгли, диверсанты?! – вконец осерчал старик.
– Мы, мы, – успокоил я его. – Сейчас оно догорит – и все, никаких последствий. Завтра угли разгребешь и сможешь попасть в свой схрон. Рапалыч, у нас к тебе серьезный разговор. Пошли вон назад в канаву, там тихо.
Но старик уперся. Он дребезжал, скрипел, пыхтел, пытался вырвать у нас локти и бормотал про то, что всем нам крайне необходимо уважать старость и мудрость его. В конце концов, сообразив, в чем дело, Калуга прямо спросил, необходима ли старости с мудростью помимо уважения еще и выпивка, и старик заверил, что да – очень необходима, без нее дела не будет. И что «Вершина» здесь, рядом, всего в половине квартала отсюда. На этом мы и сошлись.
– Рапалыч, нам надо кое-кого найти, – я огляделся, перекатывая в руке стакан с какой-то вонючей ягодной брагой, которой старик заказал целый жбан и почти полный стакан которой он уже успел выпить. Она была нереально крепкой, а глаза от нее слезились, как от серной кислоты.
Наш столик, то есть квадратный кусок фанеры на вбитом в земляной пол бревнышке, стоял в углу просторного ангара, разделенного перегородкой. За ней была кухня, через дверь оттуда то и дело выбегали разносчицы, а по эту сторону – большой зал со стойкой, обтянутой брезентом.
Посреди стола стояла плошка с жиром, он горел синеватым пламенем, чадил, иногда потрескивал и вспыхивал искрами. Помимо плошки и жбана с брагой были еще две миски, с рыбой и хлебом, поджаренными на гриле.
Попадая в подобные места, я предпочитаю садиться так, чтобы видеть входную дверь и вообще большую часть помещения. И окна. Вот и здесь выбрал, во-первых, угловой столик, а во-вторых, сел в углу, спиной к стене. «Карбайн» держал на коленях, ну, просто на всякий случай, хотя вроде бы ничего опасного в «Вершине» не было. Молодые разносчицы сновали между столами, не особенно пытаясь увернуться от шлепков и щипков, которыми их награждали разгоряченные выпивкой клиенты; у стойки толпились люди, в зале было шумно и накурено. Рапалыча мы усадили напротив меня, Калуга устроился слева, Лютик справа. Кстати, тоже так, чтобы видеть входную дверь и основную часть зала, причем, насколько я понял, наемник сделал это не задумываясь, машинально… Правильная привычка, способствующая выживанию.
– Кого найти хотите? – скрипнул Рапалыч.
Убедившись, что с соседних столиков нас не пытаются подслушать, впрочем, это было почти нереально из-за шума, я навалился локтями на стол и сказал:
– Его называют Травником.
Если старик и знал это прозвище, то ничем себя не выдал. Они с Лютиком одновременно подняли стаканы и опрокинули в себя содержимое. После этого Рапалыч взял из миски рыбину, а Лютик закусывать не стал – вытер рот ладонью и мрачно уставился перед собой. Мы с Калугой подняли стаканы. Болотный охотник сделал несколько глотков, поморщился и схватился за хлеб. Я, запрокинув голову, вылил в горло все, что было. В желудок будто провалился раскаленный булыжник, там запекло, жар пошел вверх по пищеводу, на пути постепенно затухая… хорошо, но мало. Хочется напиться, черт. Сильно напиться, до мутантского визга, и забить на все эти проблемы до утра. Но нельзя. Травник где-то рядом, вот чую, что он неподалеку. Спрятался, затаился, как лис в норе… Надо крутить старика дальше, чтоб помог.
Я быстро описал Травника. Внешность у него была, в общем, примечательная, так что проблем со словесным портретом не возникло.
– Не, молодой, такового не знаю, – сказал Рапалыч. – А он кто?
– Можно назвать его старателем, вроде тебя, только он на более редком хабаре специализируется. Еще Травник – вроде ученого, изучает арты и аномальную флору. В Чуме он может быть без мандата. И, как бы там ни было, он прячется. Забился куда-то в щель, сидит, не высовывается. Старается не попадаться на глаза никому, а этим… – я показал глазами на дальнюю стену, – в особенности.
Вдоль стены метрах в трех над полом тянулась открытая галерея, на которой устроились два полицая с «Вепрями»: один прохаживался, а второй сидел, свесив ноги. Разглядывая толпу внизу, они перебрасывались репликами. Если все заведение принадлежит Чумаку, то неудивительно, что за порядком здесь следит городская охрана. Когда мы только пришли и заняли этот столик, охранники поглядывали в нашу сторону часто, но убедившись, что мы не буйные, никого не задираем и друг с другом драться тоже вроде не собираемся, потеряли к нам интерес.
Рапалыч налил еще полстакана, поставил перед собой жбан и уставился на него. Не выдержав, Калуга спросил: