Питбуль

Шефер покачал головой.

— Всегда найдутся те, кому не хватает воспитания, дорогая. Ты же знаешь.

— Да, но я каждый раз поражаюсь. Ведь это люди, находящиеся на пороге смерти. Им одиноко, им страшно, им нужен кто-то, кто побыл бы рядом. Но черная женщина? Нет, такого им не надо. Я тогда даю им время, чтобы они немного привыкли, и большинство в конечном итоге начинают ценить то, что я рядом. Смерть обезоруживает всех — вот как бывает! Но мы не привязываемся друг к другу так глубоко, как ты говоришь, Элоиза. Этого нет.

Элоиза стукнула прибором по столу.

— Прости, но с какой стати ты помогаешь таким негодяям?

Конни слегка улыбнулась и пожала плечами.

— Потому что… они же ничего не могут с этим поделать.

Элоиза откинулась на спинку стула, пораженная всепрощением Конни.

— Ты гораздо человечнее меня.

— Чепуха!

— Да, это так! Я бы их оставляла умирать в одиночестве, этих тупых свиней. Я права? — Элоиза перевела взгляд на Шефера.

— Я не стану спорить, — сказал он.

— Но ведь с Яном Фишхофом тоже довольно сложно общаться, — сказала Конни, — а ты все равно продолжаешь навещать его, так что, возможно, ты можешь вынести больше, чем думаешь.

— Нет, потому что Ян не похож на тех людей, которых ты описываешь. Он немного замкнутый и дерзкий, и, видит бог, не все сиделки его любят, но, когда узнаешь его поближе, он оказывается…

— Да, я знаю, — кивнула Конни. — Он кажется милым. Я стала приходить к нему одной из первых, и он был чрезвычайно вежлив со мной, но не хотел разговаривать. По крайней мере, по-настоящему. Однако смутил его не цвет кожи, в этом я вполне уверена.

— Тогда что же?

Конни пожала плечами и полила кукурузный початок сливочным соусом.

— Он просто казался таким… как это называется? Сдержанным. Осторожным! Как будто боялся подпустить к себе кого-то. Я думаю, ему было очень тяжело, когда умерла его жена, и с тех пор у него фактически не было никого, кто…

— А как же его дочь, ты что-нибудь знаешь о ней? — спросила Элоиза и добавила: — Он сегодня совсем расклеился, когда я спросила о ней, и стал говорить всякие странные вещи. Похоже, он испугался.

— В каком смысле?