Границы безумия

22
18
20
22
24
26
28
30

Через шестьдесят секунд цифры сменятся, и будет уже поздно. Семь ноль восемь — бессмысленно, даже мерзко. Семь ноль семь — другое дело. Эта минута — святая!

Рагуил отключил будильник, свесил ноги с кровати и нашарил тапочки. Мягкие и коричневые, с твердой пластиковой подошвой, не поролоновые желтые тряпочки, как прежде.

Он наклонился, дотягиваясь до пальцев ног, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, и в голове зазвучали голоса.

— Скорей, — свистяще зашептали они ползучими гадами. — Скорей, спеши, скорей, а то ее упустиш-шь…

Он нараспев забормотал «Отче наш» и на цыпочках, бесшумно двинулся в ванную. Ни к чему вести себя тихо, но он все равно осторожничал. Давние привычки уже не искоренить.

Рагуил помочился, затем открыл кран. Вода была холодной, руки быстро покраснели. Хорошо бы ее слить, пусть немного согреется, да только времени нет. Надо управиться за десять минут, к семи семнадцати, а впереди еще столько дел!

Он подставил руки под воду. Досчитал до семи. Перевернул. Досчитал до семи. Снова перевернул. Досчитал до семи. И еще раз, и еще, пока обе стороны не были омыты водой по семь раз в течение семи секунд.

Важно все сделать правильно. Иначе будет плохо.

Рагуил вернулся в спальню. Он жил тут не первый день — и все равно воспринимал уединение как роскошь, как невиданную прежде радость.

— За все благодарите, ибо такова о вас воля Божия[2], — произнес он вслух молитву, осеняя себя крестным знамением.

Голоса в голове одобрительно зашептали:

— Хорош-шо. Хорош-шо. С-славно.

Темная фигура в углу шевельнулась.

Семь одиннадцать. Тик-так. Надо спешить. Рагуил принялся застилать постель, разгладил верхнюю простыню и одеяло, поправил их, чтобы равномерно свисали со всех боков, подсунул лишнюю ткань под матрас. Семь тринадцать. Оставалось четыре минуты. Четыре и три в сумме дают семь. Все будет отлично.

— Ибо такова воля Божия! — договорил он торопливо, чтобы голоса хоть немного унялись.

Принявшись считать вслух, Рагуил снял полосатые пижамные штаны и сложил их на подушку. Затем стянул рубашку, аккуратно свернул ее и пристроил поверх штанов. Потом, по-прежнему ведя счет, надел трусы, белые носки, темно-синие брюки, рубашку и галстук, не берясь за следующий предмет одежды, пока не досчитает до сакрального числа.

Посмотрел в зеркало и улыбнулся, довольный своим отражением. Мало кто в наши дни носит галстук. Рагуил считал, что так выглядит умнее, и ему это нравилось. «Хорошие манеры красят мужчину», — всегда говорила мать. Достойный наряд вызывает уважение.

Он полил фикус на подоконнике семью порциями воды из зеленой лейки. Съел банан в семь осторожных укусов. Семь раз почистил зубы: нанес пасту, сплюнул, прополоскал; нанес пасту, сплюнул, прополоскал. И все это время не отрывал взгляда от часов.

Семь семнадцать. Он успел. День обещает быть замечательным!

Господь будет доволен, как в тот раз, когда Рагуил впервые откликнулся на Его зов и в сиянии красной луны получил новое имя.