— Уйди, папа... — сквозь сон пробормотала она.
Прочь наследственность, вырождение, дамоклов меч большого числа! Егоров докажет, что он сильнее их и что если он был бессилен против смерти, то счастье его близких, его дочери в его руках и он создаст это счастье!
Мало ли людей, для которых еще стоит жить!
Гришка
— Телушка аль бычок? — спросила бабка Пелагея.
— Бычишка, — ответил Федор и опустил на пол, около печки, маленькое, мокрое, только что облизанное существо с белым пятнышком на лбу и с белым носом, смотревшее круглыми большими глазами.
Гришутка слез с полатей и подскочил к теленку. Боже мой, какая радость! Маленький, беспомощный теленок лежал, подобрав под себя ножки и уткнув мордочку в землю.
«Бэ-э...— вдруг замычал он.— М-м-м...»
— Ишь какой голосистый! — сказал Федор. — Ладно, успеешь.
— Соломки бы подослать ему... — закряхтела бабка Пелагея. — А погода-то... Так и метет, так и метет, а день-то базарный...
— Гринька! — крикнул Федор. — Принеси-ка охапку соломы!
Гришутка в одной рубахе, в валенках выскочил на двор и возвратился с пучком соломы. На плечах и на голове у него висели снежинки. Батюшки мои, теленок! Никогда этого раньше не бывало!
— Затворяй дверь! — крикнул на него Федор. — Что слюни-то распустил?
Гришка вернулся, затворил дверь и положил под теленка солому.
— Какой маленький, — сказал он. — Тятька, гляди: языком в ноздри достает!
Вошла мамка Федосья с кувшином и тряпкой. Тряпку повесила на печь, а кувшин надела вверх дном на ухват и приткнула к уголку.
— Убрала корову... — вздохнула она. — К Василию Сергеичу сходить бы муки купить, теленку болтушку сделать, а то молока-то до вечера не будет... Молозиво одно... Ты бы послал Гришутку.
Федор надел полушубок и пошел в лавочку сам.
— Погода-то, погода... — закряхтела старуха. — Так и метет, так и метет! До вознесенья-то, чай, и не доедешь!
Гришутка склонился над теленком, присел на корточки и долго-долго смотрел на него. Потом погладил его и липкую, мокрую руку обтер о рубаху.