Приемный

Прозрачный фасовочный пакет почти не выделялся на фоне конфет и печенюшек. Особенно если не присматриваться. Но если обратить внимание, то продолговатые капсулы бросаются в глаза и чуть ли не трубят сигнал тревоги.

Проглотив невкусную конфету, я почувствовал во рту совсем другой вкус. Мои рецепторы не могли его чувствовать, но я чувствовал его памятью. Ведь раньше я ел штуковины, которые лежали в пакете. Совсем недавно мне пришлось сожрать их целую жменю, от чего я чуть не скопытился.

В это непросто было поверить, но под кроватью у Желудя лежал здоровенный пакет той самой наркоты, которую продавал Лазарь. Я даже потёр глаза и проморгался, чтобы проверить — не причудилось ли оно мне. Впрочем, поверить в это было непросто только на первый взгляд. Стоило кое-что припомнить, как всё встало на свои места.

Перво-наперво я вспомнил словесную перепалку между Карате и Желудем, когда они обыскивали квартиру Лазаря. Пухлый настаивал взять наркоту с собой, но Карате быстро его переубедил (так нам тогда показалось). В добавок, глядя на полный пакет наркоты, я нашёл ответ и на вопрос о странном поведении Желудя. Слегка прибитый и наивный парнишка в последнее время всё чаще взрывался, грубил и психовал.

— Хотели прижать Лазаря, чтобы тот не торговал наркотой в Бетонке, а в итоге подсадили на неё Желудя, — сказал Карате.

— Дела-а-а-а…

— Помнишь, сколько эта дрянь стоит?

— По двадцатке за штуку, кажется, — ответил я, вспоминая слова Тараса.

— Если быстро сдадим, то должно хватить на два билета в подполье, — сказал Карате голосом без эмоций.

Карате бы человеком чести. Только благодаря ему я остался на свободе, а не отправился за решётку в обмен столь желанную для Тараса сотню тысяч долларов. С другой стороны, честность и порядочность не делали Карате глупцом. Слова о подполье дались ему очень тяжело, но что оставалось?

По сути мы стояли перед выбором позволить умереть Желудю или погибнуть вместе с ним. Карате смотрел на вещи трезво. В такой ситуации понятие дозволенного стиралось. Одно дело, когда он отказывался грабить невинных людей, потому что не хотел причинять им вред, и совсем другое — умереть за компанию. Если мы не отыщем полмиллиона, а где мы хрен где его отыщем, то всё будет именно так. Мы умрём вместе с Желудем лишь для того, чтобы ему не было обидно. Карате это понимал. Поэтому сказал то, что сказал, а я с ним почти согласился, но…

— Не выйдет, — я поднял с пола пакет и кинул на стол. — Во-первых, хрен мы столько продадим за двадцать часов, а во-вторых, только мы устроим распродажу, как об этом узнают Калёные. Не удивлюсь, если они и так оставили за нами слежку. Допустим нам повезёт, и мы заработаем эти бабки, они всё равно не позволят нам уйти.

— Ты прав, — Карате плюхнулся кресло. — Лучше бы таблетку от головы нашёл, чем это дерьмо. Ещё сильнее разболелась.

— Точно, — я кисло улыбнулся, а уже в следующую секунду мозг подкинул идею. За первой идеей — вторую. Потом третью. Я погрузился в путешествие по открывающейся цепочке откровений и напрочь выпал из реальности.

— Данил! — Карате стоял рядом и тряс меня за рукав. — Ты конфету сожрал или колесо из пакета?

— Ты знаешь, Карате, а всё-таки хорошо, что ты нашел таблетки Лазаря, а не таблетку от головы.

— Почему?

… … …

Помню, как в десять лет мы с пацанами из интерната сделали дымовушку и принесли её в школу. Хотели прикольнуться и чуток навонять в коридоре. Но фиговина получилось задорная и задымила так, что завопили пожарные извещатели. Уроки прервали, а детей выгнали на улицу.

Шумиха поднялась знатная. Я с двумя другими зачинщиками той кутерьмы спрятались в туалете, не подозревая, что происходит в школе. Думали погудит сирена, сойдёт дым, и мы вернёмся на уроки.