В чужом обличье,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я сейчас же передам деду.

* * *

За эту неделю, прошедшую с момента стычки с послами Ойстрии и Ранфии, Реймонд успел побывать на двух подобных обедах. Большая политика, чтоб ее! Если оставить всю словесную заумь, то ситуация сводилась к простым и понятным словам: «Только суньтесь — магистр Агостон обрушит все горы вокруг».

Ранфия и Ойстрия пока что не совались, но и войска не отводили.

Они продолжали их именовать скоплениями людей, желающих потрудиться, но после прошлого обеда король любезно показал Реймонду записку. Племянник Гиозо, из клана Алариш, отправившийся в Вагрант с письмом к Агате, попутно заглянул и посмотрел на эти «трудовые лагеря», которые правильнее было бы именовать «военными лагерями». Горцы, привыкшие подкрадываться к опасливой и пугливой дичи в горах, легко подобрались к лагерю, всё осмотрели, и один из них вернулся с донесением.

Поэтому Реймонд ожидал, что после обеда — все разговоры о делах велись после обеда — Гарриш попросит «магистра Агостона» съездить на границу, так сказать, явить флаг. Потрясти там гору или устроить камнепад, в общем, явить ощутимые доказательства серьезности намерений Перпетолиса.

— Королева, — кивнул Реймонд Вэйне, — кронпринц.

Вэйна, всё такая же величественная, кивнула в ответ ровно настолько, насколько полагалось по этикету в ситуации, когда женщина приветствовала мужчину, который к тому же ещё и старше её, но при этом женщина — королева, а мужчина — магистр магии.

Король Гарриш не просто вёл себя как мирный пожилой горец, где-то в глубине души он им и был, и общение с ним было достаточно простым, не скованным особо манерами и этикетом. Беседа двух стариков, сохраняющих свои разногласия, но в то же время общающихся по делу — с этим Реймонд справлялся довольно легко.

Иное дело — Вэйна.

Условности, этикет, правила, манеры, в которых Реймонд был не силен. Дед тот, да, разбирался, хотя и считал «глупой ерундой», а вот Реймонду за каждым обедом приходилось потеть, чтобы не выдать себя. Как ни странно, но временами его выручала сама королева Вэйна, не устающая делать замечания детям. Реймонд мотал на иллюзорный ус, делая вид, что его всё это не касается.

Но Вэйна хотя бы поддерживала мужа-короля во всех вопросах, от еды до политики.

— Уважаемый магистр, — преувеличенно раскланялся кронпринц Корсин, — это честь для нас.

Тщательно замаскированная издёвка, если уж говорить прямо. При этом Корсин говорил вежливо и любезно, улыбка не покидала его уст, в общем, все формальные приличия были соблюдены. Даже тон голоса был радушным, словно Корсин встретил горячо обожаемого дедушку. Реймонд не знал, где учат такому лицемерию: то ли придворная жизнь способствует, то ли в Латии наследный принц нахватался, но каждый раз искренне желал, чтобы средний сын Гарриша, Фабио, вернулся из Латии неиспорченным.

Корсин тоже заставлял Реймонда потеть и злиться, в основном потому, что постоянно набивался в друзья, задавал вопросы, интересовался «мнением уважаемого магистра», разве что в ученики ещё не попросился. Причина такого поведения была ясна, как день — ведь магистр Агостон выступил против «добрых соседей», Ранфии и Ойстрии, которых так любил кронпринц.

— Ой, деда Агостон! — воскликнула принцесса Люсиль, вбегая в зал.

Мчавшаяся за ней суровая домна-воспитательница из Имранишей немедленно сделала замечание, на что принцесса показала ей язык. И тут же получила замечание от матери. Люсиль, как и Хосе, была живой, энергичной, не испорченной пока ещё придворными делами, потому что никакой политической силы она собой не представляла. И вообще, была любимицей Гарриша и «деда Агостона», к которому в первую же встречу сразу непосредственно попросилась в ученицы.

Реймонд знал, со слов деда, что она и раньше просилась в ученицы и всегда получала отказ.

— А что, тёти Светлы сегодня не будет? — искренне и вслух огорчилась Люсиль.

«И это тоже к лучшему», — мысленно перевел дух Реймонд. Влюбленная не в него, а в поддерживаемый им образ женщина, к тому обиженная в лучших чувствах, это была опасность хуже королевы.

— Уважаемый мастер Светла, — указала Вэйна дочери, — занята трудами на благо всего Перпетолиса.