В чужом обличье,

22
18
20
22
24
26
28
30

Говорить про семью магов или ещё там что-то он не стал, потому что заходил с другого угла. Выступив на защиту Перпетолиса против послов Ранфии и Ойстрии, Реймонд под видом деда занял определённую позицию. Поддержал короля, выступил за благо всего королевства. Разрешение ситуации с долиной тоже было направлено на благо королевства, и Реймонд теперь не мог просто взять и отказаться, не разрушая образа деда.

Реймонд, поглощенный размышлениями, даже не заметил, как добрался домой, как отвечал что-то Киэре. Себя он осознал уже в библиотеке, с гудящей и больной от размышлений головой. Дело же было не в том, чтобы переспать со Светлой: с этим Реймонд бы справился в любом из обликов. Но даже не будь угрозы разоблачения при прикосновении, он не стал бы так поступать. Светла была влюблена в деда, и играть его роль каждый день перед такой женщиной… нет, это было просто невозможно.

Признаться — получить проблем, не признаваться — получить проблем.

Не подходить к Светле — можно остаться без Агаты и её отца, и, стало быть, тоже получить проблем. Отложить решение проблемы, попросить об услуге сейчас, пообещав расплатиться потом, после приезда Агаты? Мол, будет кому учить внука, а сам «магистр Агостон» сможет уделять время Светле? Нет, тоже не пойдет, приезд Агаты не означает, что они сразу вломятся в сокровищницу деда. Да и бежать Агата, скорее всего, не согласится — сдаст Реймонда с потрохами, и всё вернется в исходную точку.

Реймонду же хотелось по горской мудрости «и к реке спуститься, и козу поймать».

Четыре дня спустя

Реймонд, ощущая, как в голове всё ещё побулькивает от гостеприимства князя Араласа, смотрел мутным взором на Нуандиш. Так и не придумав ничего, он решил начать с Макранишей и не прогадал. Князь Аралас не только тут же согласился уступить долину Кроссшлахт, но ещё и напоил Реймонда до изумления, после чего они поклялись друг другу в вечной дружбе и начали петь песни.

После четвертой или пятой песни и такого же количества кувшинов дешёвого ранфийского вина Реймонд рассказал князю о своей проблеме. К счастью, попойки в Вагранте наделили его бесценным опытом, и облик деда не слетел с Реймонда даже в таком состоянии. Князь Аралас, соответственно, был твёрдо уверен, что дает совет самому «магистру Агостону», и высказался прямо:

— Мастер Светла, она — мастер, — многозначительно установил факт Аралас. — Такую женщину надо или любить всей душой и телом, или даже не пытаться прикасаться.

— Да я и не пытаюсь, — ответил Реймонд.

— И это правильно! Агостон, женись лучше на моей сестре! Огонь, а не женщина! Всё умеет, всё знает, козу подоит, барса голыми руками задушит, дом сложит, за детьми присмотрит, с телом и лицом всё в порядке, и самое главное — в магии не разбирается!

— Тоцно, всё зло от магии, — согласился Реймонд. — Ведьмы — настоящее зло. И демоны. Особенно демоницы.

— Да сгинут они навек! — князь сотворил жест Спасителя, сплюнул через плечо и постучал по камню. — Приди к Светле, Агостон, скажи прямо — пусть будет мир в горах! Скажи прямо: не люблю, тебя, мастер Светла, до сих пор люблю свою жену!

— А она, — Реймонд попытался чиркнуть себя по горлу, но вместо этого опрокинул кувшин.

— Кто любил по-настоящему, тот поймёт! — воскликнул Аралас и неожиданно пустил слезу. — Давай споём, друг Агостон, споём, чтобы было не так больно!

Он затянул народную «Вот кто-то с горочки спустился», и дружный хор голосов грянул вместе с ним. Реймонд слушал песню о девушке, обещавшей дождаться парня, который отправился на самую высокую гору, дабы сорвать там редкий цветок и поднести ей в качестве свадебного подарка. Парень её так и не вернулся, а девушка всё ждала, с надеждой вглядываясь в тех, кто спускался с гор, отказывая всем остальным.

Реймонд слушал и плакал, то ли от вина, то ли от избытка чувств от того, что в тот момент он всё понимал. Любовь такой силы не бывает мелочна и мстительна, она горит, словно самый яркий костёр, и она продолжит гореть до самой смерти. Неразделённая любовь. Любил ли дед бабушку, боялся ли он ответить на чувство такой силы, Реймонд не знал, но в тот момент он, как ему казалось, понимал Светлу и понимал, что князь Аралас прав. Надо просто пойти и рассказать всё, разрубить этот дурацкий узел: мастер Светла его не выдаст во имя любви к деду Реймонда.

Тогда всё это казалось отличной идеей.

Теперь, немного протрезвев и глядя на Нуандиш, Реймонд ощутил, как его охватывают сомнения. Любовь Светлы, может, и была возвышенной, а вот обман Реймонда — нет. Доказывать Светле, что та обманывала сама себя? Ничего не выйдет. Послать письмо с объяснениями? Глупая затея.

— Магистр? — обратился к нему один из сопровождающих.

— Едем, — бросил Реймонд, сделав вид, что налюбовался столицей королевства.