Вначале я было испугался и уже хотел броситься вперёд, но смог удержать себя на месте, потому что Эйко не плакала — она смеялась. А присмотревшись получше, понял, что всё несколько не так, как предстало передо мной мгновением раньше.
Соня играла с Эйко.
Не наказывала за то, что та вырвала клок волос у неё, а играла, показывала простенький фокус класса Тантум, самого начального класса опасности. Возможно, болючего, если даже Эйко решит попробовать его пальцем, но вполне себе безопасного. Но той, казалось, было интересно именно увидеть сам фокус, от чего она начинала сразу радостно смеяться.
Осторожно, чтоб не испугать обеих, я прошёл в комнату и сел на стул, продолжая наблюдать за ними.
Вмешаться? Нет, я не считал это необходимым. Девочки вроде как нашли общий язык, что было весьма удивительно. А раз они его нашли, то может даже смогут подружиться. Сейчас лезть — это разрывать мало-мальски налаженный между ними контакт, что не есть хорошо. Также Соня может подумать, что ей не доверяют, боятся или любят меньше — дети бывают очень мнительными иногда. Да и всё-таки они были частью одной семьи теперь и хорошо, что обе находили общий язык между собой.
А через двадцать минут обе уснули прямо на полу. Соня, как сидела, так очень медленно и завалилась на бок у кровати. Эйко несколько минут пыталась её разбудить, дёргая за волосы, уши и нос, заглядывая в лицо. Подёргала за щёки, что-то спросила, потянула за щёку, вновь спросила что-то очень важное, но под конец заползла к ней под бок и тоже уснула.
Это выглядело настолько мило и уютно, что на сердце само собой стало тепло. Нечасто у меня бывает наплыв этих чувств — тепла, уюта, умиления и любви. Особенно одновременно.
Кто-то спросит, люблю ли я их? На этот вопрос я могу ответить так — если кто-то или даже что-то решит им навредить, я выковыряю это хоть из-под земли, даже если мне придётся сжечь к чёртовой матери половину города, а то и весь. Даже если придётся пустить под откос весь картель. Мне кажется, что это и есть любовь.
Немного раньше я говорил, что не чувствую к Эйко ничего. Сказать по правде, я и сейчас к ней особо ничего не чувствую, но лишь до момента, когда она рядом. Когда же её нет, тогда мне становится немного неуютно. Я это прочувствовал, когда очухивался после наркотиков и мог немного ясно мыслить. Вокруг словно стало пусто и не хватало чего-то очень важного.
— Эх, дети, дети… — вздохнул я, осторожно беря сначала Эйко, потом Соню на руки и укладывая их обратно спать. Правда, Эйко пришлось выковыривать из цепких ручонок Сони, но куда ей до меня.
Немного было странно и то, что она просто неожиданно взяла и слезла с кровати. Может упала с неё, когда пыталась взглянуть на Эйко, а там уже сама села? Или действительно ходит? Просто когда человек не двигается, мышцы у него атрофируются, что не есть хорошо. И там ему предстоят многие месяцы реабилитации, чтоб вернуть себе способность нормально передвигаться.
Вообще, мне хотелось попробовать поговорить с Соней, однако будить ради этого ребёнка не хотелось совсем, как и прерывать их игру с Эйко. Поэтому я решил подождать до следующего раза, когда она проснётся. Вместо этого позвонил Фее.
— Алло, занята?
— Звонишь по личному телефону? — казалось, что она удивилась. — Что-то произошло?
— А ты где сейчас? Я слышу на заднем фоне шум.
— Я у Скрипки на пункте. Слышал же, обстреляли их, убили двоих.
— Да, слышал. Что-нибудь есть по ним интересное или опять их попытка показать себя? — спросил я сразу.
— Да знаешь… странно немного выглядит это нападение, если честно.
— Чем именно?
— Тем, как оно сделано. Раньше они просто подъезжали на машине и расстреливали пункт, а тут попытались штурмом взять, — поведала Фея. — Это что-то новенькое.