Графоманы не плачут,

22
18
20
22
24
26
28
30

Лариса чуть не обожглась, когда сын вдруг дёрнул её сзади за халат.

– Ой ты, Господи! – вскрикнула она, отпрыгивая от плиты.

Дениска упал и сразу же заплакал.

– Ну, успокойся, сыночек, – Лариса склонилась над малышом, обняла его и погладила по голове. – Извини, малыш, мама не хотела. – И когда всхлипывания стали тише, строго добавила: – Но и ты больше не пугай так маму, хорошо?

Малыш кивнул и уткнулся лицом в халат, обняв Ларису своими маленькими ручками. Она прижала его покрепче к себе и снова ласково спросила:

– Ну, что ты хотел, малыш?

Дениска всхлипнул ещё раз, скорее для приличия, чем от боли, и немного обиженным, но требовательным тоном сказал:

– Мам, дай вкусненького.

– Где же я тебе возьму сейчас вкусненького? – Дениска опять начал всхлипывать. – Ну ладно, иди в комнату, сейчас я что-нибудь принесу. – Она опустила мальчишку на пол, несильно хлопнула его пониже пояса: – Беги.

Обрадованный малыш уже с криками радости убежал в комнату.

– Что же тебе сделать-то? – тихо запричитала Лариса. – Сейчас придумаем.

Она достала сахар, зачерпнула его ложкой и немного полила водой. Затем зажгла газ и стала подогревать ложку, как делала это ещё в детстве. Спустя некоторое время леденец был готов.

Дениска с воплями радости принял угощение, а Лариса ушла на кухню готовить дальше (зачем, она не знала и сама). Но что-то перевернулось внутри неё, она подошла к окну, взглянула на небо, сокрытое сейчас тучами и хлопьями снега, и со слезами на глазах произнесла:

– Зачем? Зачем ты лишаешь их сейчас всех этих маленьких радостей?

Вдруг телевизор в комнате чуть ли не заорал, поддавшись детским пыткам, и Лариса отчётливо услышала настолько знакомый теперь голос Патриарха:

– Готовьтесь, лишь самые достойные будут допущены Им, Судный час уже близок. Когда в последний раз сойдутся луна и солнце, души ваши предстанут пред Ним… Покайтесь, и будьте готовы…

4 часа до

В цеху царил полумрак, и Диме не захотелось включать свет. Очень кстати сейчас была такая мрачная атмосфера. Станки неясными силуэтами напоминали чудовищ, которых, если верить священникам, скоро можно будет увидеть воочию, когда Тьма спустится на мир.

Неестественная тишина, не воцарявшаяся здесь на протяжении многих лет, теперь стала полновластной хозяйкой. Зачем работать станкам, если производимые ими детали уже никому не понадобятся?

Не без труда найдя своё рабочее место, Дима открыл защитный кожух на станке, с нежностью провел рукой по остановившимся механизмам, на ощупь, по памяти проверил, всё ли в порядке. Потом двинулся вокруг, но тут под ногой что-то зашуршало. Дима достал зажигалку и в свете маленького огонька разглядел, что это всё тот же плакат, только уменьшенная копия. Он поднял лист, поставил на станок, а сам двинулся сначала влево, потом вправо, неотрывно глядя в глаза нарисованному священнику. Тот не отпускал его. «А ты искупил свои грехи?» – стучала фраза в мозгу. Всё так же глядя на картинку, Дима достал сигарету, вставил её в рот, затем смял плакат и поджег его зажигалкой. Когда тот заполыхал, Дима прикурил от его огня.