Графоманы не плачут,

22
18
20
22
24
26
28
30

Хотя уже давно стояла весна, на улице всё ещё было прохладно. А в этот день ещё и мерзкий дождик накрапывал.

Окинув грустным взглядом реку, Харон отошёл от окна, улёгся на диван и поплотнее закутался в тёплое цветастое одеяло. В такие дни у него было особенно противное настроение, когда не хотелось делать ничего. То есть вообще. Хотелось просто вот так лежать, смотреть в потолок и мечтать о прекрасном.

Размечтавшись, Харон и не заметил, как задремал. Но сну его было не дано продлиться долго – крики на улице стали настолько громкими, что сумели добраться до него через толстые стены. Раздосадованный, Харон поднялся, обвязал вокруг шеи огромный шерстяной шарф, закрыв им не только шею, но и огромную бороду, натянул на ноги уже порядочно разбитые валенки и вышел во двор.

Заметив его появление, толпа на другом берегу стала кричать ещё громче. Не обращая на неё особого внимания, лодочник доковылял до пристани, стянул с шеста здоровенную жестяную воронку, прочистил её и прокричал, обернувшись к толпе:

– Приём! – такое обращение у него стало уже стандартным в последние годы. Харон любил всё новое, а потому изобретение радио не осталось для него незамеченным. – Приём! Внимание! Говорит начальник лодочной станции Харон. По техническим причинам, то есть по причине поражения главного лодочника вирусом ОРЗ, лодочная станция сегодня закрыта. Работа возобновится в ближайшие дни, перевозки будут осуществляться согласно расписанию.

Толпа разразилась яростным воем, однако Харона это никак не трогало. Он равнодушно повесил самодельный рупор обратно на шест и двинулся к дому.

Чтобы больше не слышать шума толпы, он включил в комнате радиоприёмник. К сожалению, кроме шумов, ничего не передавали. Тогда он натянул одеяло на голову и, с твёрдым намерением выспаться, повернулся лицом к стене.

Однако уже через час его сон был вновь нарушен. На этот раз были слышны не только крики, но и какой-то ужасный вой сирены, от которого сводило зубы. «Э-эх», – только и произнёс Харон, пытаясь найти невесть куда завалившиеся тапочки. «Хорошо, вы меня достали, я выхожу», – подумал он, одеваясь и снимая с гвоздика берданку.

Хлопнув дверью, он окинул сонным взглядом противоположный берег Ахеронта. Люди не обращали на него никакого внимания, все головы были повёрнуты куда-то в сторону, к чему-то, что было скрыто от пожилого перевозчика душ домом. Как только Харон подошёл к углу дома, вновь раздался ужасный вой. Харон резко дёрнулся назад и уже с осторожностью выглянул из-за угла. Увиденное поразило его до глубины души: прямо на него двигался корабль. По размерам его можно было сравнить разве что с горой. От удивления Харон даже выронил из рук ружьё.

Такое явление было явно непредвиденным. Даже больше – совершенно невозможным здесь, в преддверии царства Аида.

А корабль тем временем бросил якорь…

В тронном зале царил полумрак, свойственный всему царству в целом. Непогода внешнего мира не властвовала здесь. Вечная ночь. Ни один лист не упадёт с дерева, ни одна капля дождя не выпадет на голые безжизненные холмы. А олицетворение всему этому вневременному постоянству – владыка этих земель, мрачный царь Аид, брат могучего Зевса-громовержца.

Но сегодня царь был темнее тучи. Он бы уже давно удавился, но боги бессмертны. А уж повелитель царства мёртвых никак не мог сам стать мертвецом. Потому Аиду оставался лишь самый проверенный способ – бутылка отличного портвейна, ставшего за много лет роднее любого человека. Нет, пожалуй, не любого – любимая Персефона всё-таки ближе. А теперь её нет рядом. И он пьёт. Потому что её нет. А всё из-за этой Деметры с её гипертрофированными материнскими чувствами!

Аид потянулся к бутылке, но уже нетвёрдая рука, запутавшись в мантии, лишь задела сосуд. Бамс! Ещё одной бутылью меньше. С ворчанием царь сполз с трона и нетвёрдыми шагами направился к маленькому бару, спрятанному за гобеленом, изображавшим подвиги великого Геракла. Вытянув очередную бутылку, Аид профессиональным движением вскрыл её и прямо здесь же уселся на пол.

В этот самый момент в зал и ворвался Харон.

– Неслыханно! Невиданно! Там такое творится! – сразу начал кричать он, обращаясь к трону, но, заметив, что тот пуст, остановился и стал обшаривать зал глазами. Целая гамма чувств пробежала по его лицу, когда он, наконец, обнаружил своего властелина. Да и то сказать – многодневная щетина, блуждающий взгляд, растрёпанные волосы, мантия, обёрнутая два раза вокруг талии и заткнутая за пояс – всё это могло поразить даже искушённого в таких делах Диониса.

Мгновенно оценив ситуацию, Харон выскочил из зала и появился уже с огромным кувшином, до краёв наполненным ледяной водой. Совершенно бесцеремонно, сохраняя молчание, он окатил Аида с головы до ног, и когда яростные проклятья стали стихать, поднял его, встряхнул и усадил на трон, предварительно протерев тот мантией.

Свирепый взгляд царя давал понять, что хмель если и не вышел полностью из головы, то хотя бы покинул её на время.

Уже более спокойным голосом Харон продолжил:

– Так вот, о чём я? Возле врат в царство стоит огромный корабль. Требуют пустить.