Когда рушатся троны…

22
18
20
22
24
26
28
30

– Несите! У вас свободные руки…

Зорро дал Джунге карабин.

– Иду за королевой…

Когда сын в первый раз вошел в спальню матери, зажег электричество и, разбудив королеву, посвятил ее в готовящееся нападение, Маргарета, почти не волнуясь, встретила ошеломляющую новость.

– Я давно готова ко всему… С тех пор, как начались войны… А тебе ничего не грозит, мои мальчик?..

– О да, разумеется! – ответил сын, избегая смотреть на мать. – Самое большее – потребуют отречения и выезда за границу. Переворот будет бескровный для нас. Одевайтесь, бегу к Лилиан и Памеле…

Королева нажала звонок, проведенный в комнату Поломбы. Громкий дребезжащий треск был способен разбудить и мертвую. Но вот минута, другая, а Поломбы нет как нет. Обыкновенно же она, сорвавшись, через пять-шесть секунд одетая появлялась на первый зов своей госпожи.

Маргарета, накинув японский халат, прошла к Поломбе.

Комната горничной пуста, кровать не смята.

Где же Поломба? В десять часов вечера она была еще здесь, и, как всегда, помогала королеве в ее ночном туалете.

За долгое время – это первый случай отсутствия Поломбы, за которой не водилось никаких романов.

Неужели? Неужели? Маргарета верить не хотела, да и никаких оснований не было. Однако же невольная мысль о вероломстве Поломбы, ее обдуманном предательстве – закралась. И вполне логически шаг к шкатулке с драгоценностями. Открывая ключом массивную железную шкатулку, увидела царапины вокруг скважины. Пытались добраться до королевских бриллиантов, но безуспешно. Все цело, все на своем месте…

19. С помощью «пушечного мяса»

Королева Памела и принцесса Лилиан – каждая по-своему – встретили то обжигающую, то леденящую новость.

Лилиан менее всего жила для себя и более всего для других. При первых же словах брата она не подумала, что будет с ней, а мучительно заработала мысль, что будет с Адрианом, с матерью, особенно с этой бедной Памелой? Сегодня еще лейб-акушер советовал оберегать королеву от самых малейших волнений.

И вот Адриан говорил и спешно бросал лаконические, убийственно-понятные фразы. А Лилиан слушала, не спуская глаз, этих кротко сияющих «звезд», с Памелы, затерянной под одеялом на громадной широкой постели. Вся Лилиан так и дышала тревогой за Памелу.

Но и лейб-акушер, а за ним и Лилиан ошибались. С каким-то изумительным безучастием отнеслась Памела к надвигающимся, – они уже надвинулись, – событиям ночи. Может быть, и не слышала, забывшись той дремой, которая бывает почти наяву с открытыми глазами?

Нет… Слышала все от слова до слова. Оттуда, с возвышения, из-под тяжелых драпировок балдахина слабо, чуть-чуть доносилось:

– Чего же они медлят… скорей бы… хотя…

И больше ничего… Так же вяло и так же коротко, так же безучастно несколько веков назад встретили такие же, как и Памела, бледные, узкоплечие инфанты весть об открытии Колумбом Америки.