Когда рушатся троны…

22
18
20
22
24
26
28
30

А сейчас опять-таки он один из всей группы думал о том, удастся ли им выйти отсюда и не явится ли двухкилометровый коридор западней с крепко заколоченной дверью на том конце. Каждый думал свое. Только Памела, лежа с закрытыми глазами в сильных объятиях Джунги, ни о ком и ни о чем не думала. Все мысли Зорро – там, впереди… Адриан вспомнил Зиту, все очарование ее тела и ласк. Почему вспомнил в такие минуты, – разве можно сказать, почему?

Королева-мать в мыслях своих была с оставшимся ди Пинелли. Принцесса Лилиан тревожилась за судьбу своего горбатого секретаря Гарджуло. Могут расстрелять за одно лишь то, что был секретарем принцессы.

Шли, не справляясь с часами, но шли уже минут двадцать пять. Шли в завороженной тишине, и звуки шагов не только не нарушали ее, а, наоборот, подчеркивали. И могло показаться невероятным, нелепым, что наверху, над этими сводами, там, где и земля, и небо, и люди, – кипят жестокие страсти, гремят орудия, щелкают карабины.

Другой, совсем другой мир, словно тридесятое царство какое-то… И впервые за весь этот путь нарушил молчание Адриан:

– Долго еще, Зорро?

– Сейчас, сейчас…

И действительно, сноп лучей фонарика, до сих пор низавший нескончаемый глубокий мрак, уперся в небольшую дверь – не прямоугольную, а с овальной верхней частью. У всех затаилось дыхание. Эта дверь, крест-накрест перехваченная железными полосами, – эта дверь – их свобода или плен, их жизнь или смерть…

Она отпиралась не от себя, а к себе, и Зорро потянул за массивную ржавую ручку. Ни с места! Нагнулся, прищурив глаз свой, глаз горного ястреба – замочная скважина пустая. Прильнул ухом, – вместе со струей свежего воздуха рвется в этот склеп вольная жизнь, зовет к себе тысячами голосов и шелестом колеблемых дуновением ветра гигантских кактусов, и рокотом – всплеском прибоя волн, и неясным человеческим говором, и отголоском ружейной перестрелки, – пушечная затихла.

Шибко, шибко строчит пулемет… Явный признак – дворец еще не взят, еще не ворвался в него Тимо…

Зорро хотел попытаться разбить дверь прикладом, но остановил донесшийся говор… Что за люди? Не навлечь бы их на себя… А с другой стороны, не было никакого выбора. Позади – это уже верная гибель. Впереди же? Много шансов, что это не враги, а друзья… Друзья с «Лаураны».

Джунга приблизился к королю со своей ношей.

– Ваше Величество, подержите! – и, передав ему Памелу, сделал несколько движений затекшими, онемевшими руками. Затем оглядел хорошенько дверь и, нагнувшись, расставив ноги, зацепившись руками, начал срывать с петель эту последнюю преграду.

Хотя Джунга считался одним из первых силачей во всем королевстве, хотя он ломал подковы и гнул медные монеты, но сорвать эту дверь с петель являлось куда более трудным делом, чем упражнения с подковами и медяками. Здесь требовались не только страшные руки, – они должны превратиться в железные рычаги, – но и поистине самсоново напряжение всех ножных и спинных мышц.

Ничего не выходило. Джунга перецарапал себе руки и от, увы, тщетных усилий кровью налились его мощный затылок и шея. Весь уйдя в титаническую работу, он подбадривал себя и свои мускулы каким-то глухим рычанием. Так рычали первобытные люди, подкатывая к своим пещерам обломки скал.

Пятеро человек не отрывали глаз от широкой спины и рук адъютанта.

Помочь ему никто не мог, уже хотя потому лишь, что дверь была узка. Это раз, а во-вторых, если бы взялся помогать даже Адриан, – мужчина более чем средней силы, он только мешал бы.

А там, на воле, на море – голоса, и такое впечатление, что и «Лаурана» собирается покинуть бухточку…

И сознание это нервировало пленников, нервировало до искаженных лиц, до глаз, полных мучительной невыразимой тоски… Теперь уже нечего было думать, что можно привлечь на себя врагов чрезмерным шумом. Надо сделать все, чтобы не ушли друзья, не оставили беглецов на произвол Тимо и его озверевшей черни.

– Так ничего не выйдет, – сказал Зорро, – очень крепкий замок… Надо его немного подпортить.

– Чем?