Иловайский капкан

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда наступило время обеда и санитарка развезла лежачим больным пищу, Валера, хромая больше, чем раньше, проковылял к койке Шубина, взял с его тумбочки тарелку и стал кормить майора из ложечки манной кашей.

— Значит так, — прошептал тот в ходе процесса, — во время тихого часа выйдешь из палаты в гальюн, заберешь из притырки мою мобилу с документами и позвонишь Юрке. Коротко расскажешь ему, что к чему. Ночью будем уходить, утром будет поздно.

— Понял, командир. Не дурак, дурак бы не понял.

— Да не пихай ты в меня эту кашу, черт! — пробурчал Шубин. — Я ее глотать не успеваю.

Коренной киевлянин Юрий Свергун был одним из лучших бойцов группы, которую возглавлял майор, отличался горячим нравом и обостренным чувством справедливости. Примерно год назад, при операции в подпольном казино в центре столицы, он, не сдержавшись, дал в морду депутату Рады, крышевавшему заведение и приехавшему на место «разбираться». Последствия оказались для лейтенанта плачевными. Несмотря на заступничество Шубина и командира полка, Свергуна уволили из органов по служебному несоответствию. Теперь он руководил небольшой охранной фирмой «Легион», но связи с бывшими коллегами не терял, и они нередко встречались в неформальной обстановке.

Когда обед закончился и многие пациенты погрузились в сон, а вместе с ними теперь питающийся по усиленному рациону секторовец Степан, Валера стал бурчать, что у него заболел живот, и похромал из палаты. Через полчаса он вернулся, незаметно подмигнул Шубину, улегся на кровать и захрапел. «Артист», — подумал Александр Иванович.

Вечером санитарка занесла в палату купленные для больных за их деньги газеты, Шалимов взял свою и присел у койки Шубина.

— Все там, — незаметно сунул под одеяло небольшой пакет. — А теперь поглядим, что пишут. Свергун будет ровно в полночь, — тихо прошептал, а потом громко: — «В Киев прилетела госпожа Нуланд»!

Когда дежурная сестра, пожелав всем спокойной ночи, выключила дневной свет, зажгла ночное освещение и ушла, Шубин, подождав еще полчаса, с головой накрылся одеялом и вытащил из пакета мобильник. Неярко вспыхнул экран (заряд был на исходе), он нажал вызов.

— Слушаю тебя, родной, — донесся издалека голос Оксаны.

— Вы где? — прошептал в микрофон.

— На половине пути. Все нормально.

— Молодец. Обязательно отдохни в мотеле, а потом дальше. У меня тоже все нормально. До встречи в Стаханове. — Шубин отключился.

Ровно в полночь в коридоре раздались какие-то голоса, послышался звук шагов, и в палате вспыхнул свет (проснувшиеся недовольно забурчали).

— Тыхо! Усим зоставатысь на мисцях, — буркнул один из вошедших. Коренастый и в одетой поверх камуфляжа раскладке. За ним маячили еще двое, в касках, с балаклавами на лицах, вооруженные АК-74.

— Хто тут Шубин та Шалимов? На выхид!

— Шалимов — это я, — тяжело поднялся с койки Валера. — А Шубин — вот тот, — указал пальцем на майора. — Только он ходить не может.

— Ничого, мы допоможэмо, — покосился в ту сторону коренастый, и к койке раненого шагнули двое.

— А вы, пановэ, з якои сотни? — пялясь на них, недоуменно вопросил Степан. — Я вас нэ знаю.

— Мы вид Парубия, дурэнь. Щэ пытання?