Зимняя вода

22
18
20
22
24
26
28
30

Не одеваясь, он спустился по лестнице, вышел в прохладную майскую ночь, зашагал, чувствуя камни голыми ступнями, словно им руководили посторонние силы. Он вдруг ощутил себя маленьким мальчиком, с ним уже такое бывало — внезапно промелькнуло воспоминание, в детстве он уже один раз шел вот так к воде, один в ночи. Где-то вдали раздался голос, звавший его по имени, но он продолжал идти, ему нужно туда, теперь его звали с обеих сторон, одно и то же имя, ему бы остановиться, сделать выбор, но он продолжал двигаться вперед, а потом побежал, потому что за ним кто-то гнался, а впереди что-то манило к себе, и вот он уже на берегу. Он зашел в море, погрузился в соленые холодные волны и вдруг почувствовал небывалое величие, точно он нес в себе весь океан, каждой клеточкой ощутил соль как несмываемую память о нашем биологическом происхождении.

Под водой все мерцало.

Он видел перед собой осьминогов с их щупальцами и креветок с блестящими глазами. Видел медузу с ее длинными тонкими ниточками, которая вдруг превратилась в девочку, и Мартин узнал ее: вздернутый носик, широкая улыбка, колыхающиеся в воде волосы. Она хотела заплыть глубже, дальше, он рванулся за ней, теперь он знал, где находится его сын, или же он сам и есть этот сын, а девочка укажет ему путь.

Идем, идем, идем.

Он все удалялся и удалялся. Рассыпался на части, растворялся. Теперь уже ничто не отделяло его от моря, от той единственной бесконечности, с которой он делил все, что имел. Теперь он уже не был самим собой, не вмещался ни в какие рамки.

Ему не обязательно было слушать море или говорить с ним, он и так понимал, всем своим существом, насколько все связано. Он чувствовал, как море превратилось во врата чистого пути, чья сила притяжения усиливалась по мере того, как внутреннее «я» ослабевало, как у ребенка, чем младше, тем лучше, или как у стареющего, разрушающегося человека, или как у скорбящего, раздавленного горем, мечтающего исчезнуть, перестать цепляться и уплыть.

И вдруг все прервалось. Он снова вернулся в свое тело, тесное, некрасивое, ограниченное.

Он почувствовал, как что-то тянет его, обернулся и увидел лицо матери, ее обезумевший от страха взгляд, она была такой юной, она кричала: «Что ты делаешь, ты куда, ты с ума сошел, мой мальчик?» А потом она исчезла, время засосало ее обратно, теперь он услышал вопль из нынешней жизни, настолько яростный, что его даже не с чем было сравнить:

— Черта с два! Подонок! Какого хрена ты собираешься уйти и оставить меня одну!

У кого это такой голос? Из какого мира может быть подобное существо?

Гораздо позже, когда ему расскажут обо всем, что произошло, он поймет, как это было. Окажется, то, что он воспринимал как вечность, длилось лишь несколько секунд. На самом деле Александра увидела, как он вышел на улицу, она была дома в ту ночь, проснулась и сумела привести его обратно.

Знал ли он вообще об этом? Что она дома? Насколько часто она там появлялась?

Понимал ли он в тот момент, кто она такая?

За всем этим последовали слова: помутнение рассудка, галлюцинации, психоз. Попытка суицида.

— Я знаю, что он там, под водой, — шептал он потом в кровати Александре, матери его пропавшего ребенка.

— Это Лена заманила туда Адама, — объяснял он ей. — Того, второго мальчика тоже она заманила, не знаю его имени, но они там втроем. Они все трое из одного дома. Только я к ним не пришел, был уже на пути, но моя мама выдернула меня оттуда, точно так же, как сейчас ты меня удержала. Поверь мне, Александра, он там. Адам там, на глубине. Лена постоянно зовет к себе. Ей хочется, чтобы было с кем поиграть. И знаешь, даже моя мама… — он внезапно замолчал.

— Что твоя мама?

Он не ответил, только покачал головой.

— Ты его видел? Адама? Там, в воде?

Мартин отвернулся, злой, раздосадованный тем, что приходится признать — нет, он его ни разу не видел. Видел другое, других, видел Лену. Но не Адама. Не их Адама.