Полнолуние

— Потом он уехал на работу, а я ушел к ребятам, вы это и так знаете. Потом, уже вечером, я узнал, что Алина пропала. Папа сказал мне, что это всего лишь совпадение, что он разговаривал с ней еще до того, как она пришла на занятия музыкой, прямо у дома Анны Андреевны, и что они обо всем договорились.

— И ты поверил? — язвительно фыркнул Зубарев.

— Это же папа, — прошептал Дима, и на глазах его вновь проступили слезы, — разве можно отцу не верить? И потом, он же сказал, что был в штабе в то время… ну, когда у Алины занятия закончились. Как же я мог ему не верить? Ведь он — папа!

— Вадик, принеси еще воды, — вздохнул Лунин.

Единственным, но весьма существенным недостатком полученной от подростка информации было то, что сам Михаил Анатольевич категорически отказывался признавать свою причастность к исчезновению Алины. Деньги? Ну что же, отпираться нет смысла. Да, Кноль перечислил. Вымогательство? Нет, это слишком громко сказано. Спросите у Кноля, думаю, он сам вам подтвердит, что никакого вымогательства не было. Зачем перечислил? На этот вопрос он, возможно, ответит позже. Алина? Да, разговаривал. Нет, пальцем ее не тронул. И еще раз нет, понятия не имею, где она сейчас может быть. Все. На этом все, разговор окончен.

Примерно так складывалось непростое общение с Борискиным-старшим, иногда переходящее на крик то одного, то другого участника и сопровождаемое почти беспрерывным поигрыванием кулаками готового ринуться в бой Зубарева, что, впрочем, не оказывало на Михаила Анатольевича никакого видимого воздействия.

— Нам бы тело найти, тогда бы мы этого засранца точно прижали, — выйдя в очередной раз в прихожую, Зубарев, не сдерживаясь, закурил прямо в доме, — оно всяко где-то поблизости должно быть. Далеко увезти он не мог, это по времени было бы заметно.

— Может, в доме? — наугад предположил Лунин.

— Ага, в диване зацементировано, — фыркнул оперативник. — Где его тут спрячешь? Подвала нет, в гараже пол бетонный. На участке тоже никаких следов. Ты вспомни, это ж последний теплый вечер был, потом ночью погода резко переменилась, мороз вдарил, и снегу навалило. В тот же вечер ему закапывать тело точно некогда было, он с поисковой группой по лесу бегал, а потом выкапывать из-под снега яму таких размеров, да назад зарывать… Это ж часа два по времени самое меньшее, а то и все три будет. Ты видел, какой у них с соседями забор? Штакетник полтора метра высотой от силы. Кто угодно заглянуть может. Нет, здесь точно нет.

— Часа два, говоришь? — Илья задумчиво потер отчаянно зачесавшийся кончик носа. — Тогда есть еще один вариант. Только надо сперва отвезти Борискина в опорный пункт.

Когда задняя дверь «хайлендера» захлопнулась и мрачное лицо задержанного скрылось за тонированным стеклом автомобиля, Вадим с торжествующей улыбкой повернулся к Лунину.

— Ну что, я, в конце концов, услышу от тебя слова благодарности? Признайся, такого красивого раскрытия ты еще никогда не видел. Ну же, Лунин, не жмись, скажи что-нибудь.

— Что тебе сказать. — Несколько мгновений Илья задумчиво рассматривал приятеля, затем, печально усмехнувшись, отвел взгляд в сторону. — Во-первых, ты стал часто говорить «милый мой». Не знаю, как остальным, а мне режет ухо.

— А, ну это я от Григорича нахватался, — отмахнулся Вадим, — отсюда уедем, оно само пройдет. Ты давай по делу скажи что-нибудь.

— Во-вторых, по делу. Дело ты, конечно, раскрыл, вот только ход с беременностью, он, как бы это тебе сказать, — Илья вновь вздохнул, — слишком жестким у тебя получился. Ты же парня об колено сломал.

— Ох, так уж и сломал, — фыркнул оперативник. — Ничего, в его возрасте все быстро срастается, так что и это заживет. Не на то ты смотришь, Илюха! Жестко оно тебе. Главное, что эффективно. Ведь эффективно, согласись.

— Еще как, — неохотно признал Илья.

— Вот! А в нашем деле значение имеет только эффективность. Остальное так, лирика, чтоб было о чем адвокатам на суде потрындеть.

Илья вновь задумчиво взглянул на Вадима, затем дружески хлопнул оперативника по плечу.

— Может быть, ты и прав, — кивнул Лунин. — Может быть. Мне вот только одно интересно: кто теперь пацану правду скажет?