— Нет, здесь подожду, — мотнул головой Колычев, — там и без меня тесно. Да и мало ли, вдруг кто сюда сунется, а время-то для гостей не шибко удачное. Так что постою, покараулю.
— Хорошо. — Кивнув, Илья поднялся по ступеням.
Еще не войдя в дом, он услышал громкий, встревоженный голос Борискина-старшего:
— Дима! Димочка! Спустись вниз, пожалуйста.
Войдя в тесную, заполненную людьми прихожую, Илья протиснулся к лестнице, по которой медленно, словно боясь упасть, спускался Дима Борискин. Михаил Анатольевич стоял, поставив одну ногу на нижнюю ступень и крепко ухватившись рукой за перила, словно пытаясь выстроить последний, пусть и безнадежно хлипкий рубеж обороны между своим сыном и людьми, которые почему-то пытаются его забрать.
Подросток в нерешительности остановился всего в двух ступенях от отца.
— Димочка, — начал было что-то говорить Борискин, но тут же остановился, ощутив прикосновение к своему плечу чьей-то руки. Обернувшись, он увидел стоящего рядом Лунина.
— Дима, я у тебя хотел спросить еще в школе, — не зная зачем, соврал Илья, — что у тебя с рукой?
— Вы же спрашивали, — Дима испуганно взглянул на следователя, — кошка оцарапала.
— Да, я помню, персидская, — кивнул Лунин, — но я говорю про другую руку.
— Другую?
— Другую, Дима, другую, — мягко отозвался Лунин, и тут же в его голосе зазвучали командные ноты, — на левой руке подтяни рукав.
— На левой? — Правая рука метнулась к левому запястью, закрывая его, а затем бессильно повисла вдоль туловища.
— На левой, — настойчиво подтвердил просьбу Лунин. — Ты же сам это можешь сделать? Или…
— Он сам, конечно, он сам все сделает, — поспешно вмешался Михаил Анатольевич. — Димочка, сделай, как тебе говорят. Чем быстрее все выяснится, тем быстрее тебя оставят в покое.
Помедлив еще несколько показавшихся Лунину неимоверно долгими мгновений, Дима потянул вверх левый рукав толстовки. Илья, боясь ошибиться, задержал дыхание и облегченно выдохнул, увидев на запястье подростка яркую разноцветную полоску ткани.
— Если не ошибаюсь, — как ни старался Лунин, он не смог сдержать торжествующую улыбку, — эта манжетка принадлежит Алине Кноль. Или, правильнее будет сказать, ранее принадлежала?
Выходили из дома Борискиных в обратном порядке. Первым на крыльце появился Лунин. Улыбнувшись в ответ бьющему прямо в глаза низкому ноябрьскому солнцу, он сбежал по ступенькам вниз и подмигнул стоящему у калитки участковому.
— Вот и все, — похвастался Илья, даже не пытаясь согнать с лица счастливую улыбку, — вот и все, — повторил он, услышав шаги у себя за спиной.
Дима Борискин, бледный, растерянный, медленно спускался с крыльца, зажатый с двух сторон молодыми оперативниками. Наручники после короткого обмена взглядами между Ильей и Зубаревым было решено пока не надевать, и все же достаточно было даже одного короткого взгляда, чтобы понять — этот человек несвободен. Замыкал процессию Вадим. Выйдя на крыльцо, он обернулся и что-то произнес, обращаясь к Борискину-старшему. Слов Илья расслышать не мог, но решил, что, скорее всего, Зубарев посоветовал Михаилу Анатольевичу остаться дома, и облегченно улыбнулся, когда увидел, что Борискин последовал полученному совету. Хорошее было бы зрелище — четверо мужиков, конвоирующие по поселку одного подростка, и бегущий следом, размазывающий по лицу слезы несчастный отец!