Полнолуние

— Надо было машину пригнать, — словно услышал мысли Лунина участковый, — а то так и пойдем по деревне. Клином! Как с пленным.

— Григорич, а ты лицо повеселее сделай али песню какую спой, — посоветовал ему Зубарев. — Идти-то хоть далеко?

— Не шибко, — покачал головой Колычев и, оглядев подростка с ног до головы, печально вздохнул: — Ох, сынок, занесло тебя на повороте. Смотри, как бы о стенку не размазало.

Шесть человек нестройно зашагали прочь от дома Борискиных. К их счастью, улица в это время суток была совершенно пустынна, лишь совсем далеко, в трех сотнях метров несколько темных фигурок с едва различимыми с такого расстояния лопатами старательно счищали снег с тротуара. Дойдя до поворота, Дима замедлил шаг и попытался было обернуться в надежде увидеть если не отца, машущего ему в окно рукой, то хотя бы само окно родного дома, но тут же получил мощный тычок в спину от шедшего позади него Зубарева.

Около часа спустя Лунин вместе с Вадимом вышел на крыльцо опорного пункта. Некоторое время они оба стояли неподвижно, молча уставившись на медленно подползающее к поселку тяжелое пепельно-серое облако, обещающее усыпать Нерыбь очередной порцией снежных хлопьев. Достав из кармана сигареты, Зубарев закурил. Сделав пару быстрых затяжек, он выпустил изо рта кольцо дыма, а затем ухитрился, выдохнув еще раз, пропустить сквозь него белесую тонкую струю, после чего удовлетворенно хмыкнул и взглянул на застывшего рядом следователя.

— Дурак ты, Лунин, что не куришь, — изрек, делая очередную затяжку, оперативник.

— Обоснуй, — не поворачивая головы, отозвался Илья.

— Вот смотри, стоишь ты как дурак, и сам ты себя дураком чувствуешь, и у тебя на лице при этом написано, что ты дурак. А вот если ты вышел да закурил, сразу другое дело.

— Что, чувствуешь себя иначе?

— Нет, чувствуешь себя так же, — признал Вадим, — но хотя бы со стороны не так заметно.

— Умно, — холодно бросил в ответ Лунин и зябко поежился, — ты, если такой умный, скажи, что теперь делать будем?

— С парнем или вообще? — уточнил оперативник. — Если вообще, то я бы перекусил, а то что-то в желудке у меня подвывает.

— С парнем, Вадик, с парнем! — Выйдя из себя, Илья резко повернулся к Зубареву и, выхватив у него изо рта недокуренную сигарету, швырнул окурок в сугроб. — Отпускать, что ли?

— Как все печально, — невозмутимо покачав головой, Вадим извлек из пачки новую сигарету, — тебе, дружок, нервы подлечить надо бы. Сейчас здесь все разрулим и пойдем, водочки тяпнем, грамм по двести-триста, тебе сразу и полегчает.

— А Борискин? — Неожиданная вспышка ярости у Ильи уже успела погаснуть, поэтому голос его теперь звучал ровно, напускным равнодушием прикрывая охватившую Лунина растерянность.

— Дался тебе этот Борискин, — возмущенно фыркнул оперативник, — пусть посидит до завтра, а там разберемся.

— Ты что, думаешь, что он все выдумал?

— Я и думать ничего не хочу, — пренебрежительно отозвался Зубарев. — Завтра проверим все его показания, допросим его дружков как следует. Если все подтвердится — выпустим, хотя ему полезно было бы посидеть недельку-другую.

— Это почему? — Илья покосился в сторону приятеля.

— А чтоб знал: ментам врать нельзя, — голос Зубарева звучал жестко, — сразу бы рассказал все как есть, так ничего этого и не было бы. А так, и нам лишние хлопоты, и у него новые впечатления. Ничего, пусть посидит, на будущее умнее будет. Ментам врать нельзя! — выставив вперед указательный палец, глубокомысленно заключил Вадим. — У него для этого отец имеется. Вот пусть на нем и отрывается, если тот терпит.