По поручению редакции

22
18
20
22
24
26
28
30

Речевой аппарат тем временем неподконтрольно издавал протяжный звук усилия:

– Уы-ы-ыа-а-а-а…

Вобла не выдержала – прежде чем я смог бы обрести возможность объясняться словами, а не мычанием и жестами и успокоить ее, она рухнула без чувств прямо у моих ног.

«Первая жертва мумии», – пронеслось в голове, наподобие заголовка экстренных новостей.

Желая проверить пульс «жертвы», в надежде, что она все же жива, я потянулся своими ужасными руками к воблиной шее. Видимо, мысль о жертве посетила не меня одного. Боковым зрением я заметил, как ко мне слева стал подкрадываться охранник универсама – громадный амбал в черной униформе. Забыв, что мне так и не удалось вернуть себе вербальное средство коммуникации, я резко развернулся в его сторону и стал возбужденно объяснять, что со мной произошло в подсобке, дублируя рассказ жестами, то есть показывая все это руками, ногами и, когда того требовалось, всем телом.

На минуту секьюрити застыл, возможно, приняв мою пантомиму за открытое проявление агрессии. Его замешательства, однако, мне хватило, чтобы самому осознать всю уязвимость моего собственного положения – громила был вдвое крупнее меня.

С возгласом: «Уаыэ-э-э», что означало, «Помогите», я бросился от него к мясному отделу, где собралась многочисленная толпа зрителей этой невероятной фантасмагории.

Поскольку находясь в толпе, каждому по отдельности не так страшно, то это собрание проявляло завидную устойчивость на одном месте в течение всего действа. Там и я искал себе убежище. Спасаясь, я бросился в самый центр толпы и – промахнулся. Точнее, пострадал еще больше, поскольку толпа с визгом и стремительностью ядерного взрыва расщепилась на человеческие атомы, и я врезался в низкий прилавок-аквариум, наполненный водой и живой рыбой. Перелетев через край, я оказался в обществе зеркальных карпов. На зависть карпам, продемонстрировав им уже отработанный на полу подсобки «кроль на спине», я кое-как выкарабкался из ловушки. От воды туалетная бумага размокла и стала шматками отваливаться с моих худых ног и шлепаться на пол. Все с изумлением смотрели на фантастическое превращение: оказывается, под «саваном» мумии скрывался полуголый маньяк.

Мумию больше никто не боялся и не убегал от нее. С одной стороны, это хорошо, но теперь все боялись маньяка, которым был я, и это было очень плохо… Создавшееся положение надо было срочно исправлять. И я, все еще не отдышавшись, сбивчиво, охрипшим, срывающимся голосом обратился к людям – хотел поскорее им все объяснить, может, даже получить сочувствие:

– Я сейчас вам… вам всем… Я вам все… Слушайте…

Не дожидаясь конца исповеди и не используя возможности переговоров, посетители универсама хором решили мою судьбу, проявляя редкое для людских собраний единодушие:

– Ловите маньяка!

Не мешкая, пока они от слов не перешли к делу, я дернул что было сил в такой знакомый алкогольный отдел. Мой рывок был воспринят как команда для старта, и – все бросились в погоню. Когда я подбежал к первому же стеллажу – им оказался пивной, – то уже привычно резко толкнул его здоровым плечом – сверху одна за другой посыпались бутылки. Они падали и, подобно гранатам, взрывались за спиной. Преследователи хоть и уворачивались, как бывалые вояки во время артподготовки, но все же немного подотстали.

Совершив полный круг, я обернулся, чтобы оценить обстановку… и обреченно замер на месте – мой маневр привел всех на исходные позиции. Путь к выходу по-прежнему преграждала очухавшаяся вобла, и она уже выглядела небезопасно. Охранник все уверенней теснил слева, а весь правый фланг был безнадежно отрезан многочисленной толпой, вновь собравшейся в единый организм. Лишь позади меня, как и прежде, оставался свободным темный портал в лабиринт коридоров и подсобных помещений, где все и началось, породив цепь ужасных событий. Где-то там, во мраке бесконечных складов, цехов и подсобок, меня поджидала возбужденная Роза Аркадьевна…

У меня было только два пути… только два…

Глава 4

К концу рабочей недели, в пятницу утром, весь помятый, осунувшийся, с кругами под глазами, изнуренный и абсолютно опустошенный морально, да к тому же еще и благоухающий невыветриваемой «Самсарой», я вернулся в редакцию. Свое первое расследование антиалкогольной госполитики я все-таки написал и отправил по электронке в редакцию еще вчера вечером, после того, как днем был выпущен из офиса Розы с необъятным полиэтиленовым пакетом, доверху набитым ее щедрыми дарами – просроченным пивом да вяленым лещиком, худосочным и без икры.

Помимо этой «взятки», я всерьез рассчитывал, компенсируя моральный вред, причиненный мне на редакционном задании в универсаме, получить хороший гонорар, почет, славу… Но, как оказалось, вместо вознаграждения и признания меня ждала неприятная новость – увольнение. Понятное дело, я смягчаю. Неприятностью это не назовешь – это была настоящая трагедия, катастрофа, крах надежд и навсегда загубленная карьера молодого, подающего надежды журналиста.

Не успел я зайти в редакцию, где сегодня было непривычно тихо и каждый сидел на своем месте, понуро таращась в монитор, ко мне сразу же подскочила бухгалтерша-кадровичка, схватила за локоть и потащила к двери с табличкой «Офис». Я уже не сопротивлялся… я знал: будет только хуже, а итог все равно один. С кислой физиономией я послушно поплелся за ней.

Когда мы вошли в ее кабинет, бухгалтерша отпустила мою руку, молча обошла стол, кряхтя села, порылась в ящике стола, достала что-то оттуда и, чуть склонив голову набок, укоризненно уставилась на меня. Достаточно изучив каждую пору на моем лице, каждое пятнышко на одежде, она покачала головой, глубоко вдохнула и выдохнула: