Востриков всегда умел захватывать аудиторию с первых минут. Но сегодня его мысли были постоянно заняты предстоящим выступлением-посылом, поэтому инициативу захватил Калатозов. Он сразу затронул вопрос, посвященный одной из двух бед России, а именно – качеству дорог.
Тема была острой, Генрих Иосифович прекрасным оратором, и его рейтинг просто рванул со старта. Антон Семенович вяло попытался поднять проблему коррупции при строительстве дорог, но получилось, что он поддержал своего оппонента, отчего столбик с его результатами стал чуть ли не вдвое ниже шкалы популярности лидера «Эвереста».
Это разозлило Вострикова и заставило взять себя в руки, чтобы сосредоточиться на дискуссии с Калатозовым.
– Любая партия, стремящаяся к власти, дает нам обещания лучшей жизни, ругает правящую партию и предлагает свой выход из создавшейся ситуации. Пожалуйста, Генрих Иосифович, вам слово. Какова программа «Эвереста»? Что принципиально нового вы можете предложить своему избирателю? – спросил Сомов, обхватив рукой подбородок.
Калатозов поерзал на стуле, откашлялся и заговорил. Востриков весь подобрался, слегка прищурил глаза и стал не отрываясь смотреть на визави. У Генриха Иосифовича был острый, мятущийся взгляд оппозиционера и пухлые щеки человека, которого власть никогда не обижала. Антон Семенович знавал таких. Вечная оппозиция. И в советские годы, и в теперешние.
Одно время Востриков был дружен с гитаристом группы «Перпетум мобиле», очень популярной в восьмидесятые годы. Молодежь толпами ломилась на их концерты, – еще бы! – музыканты считались диссидентствующими. Антон Семенович очень удивлялся, как им удается собирать целые залы и не иметь никаких проблем ни с властью, ни с пресловутым КГБ, который был им особенно ненавистен.
Из восьмидесятых все участники «Перпетум мобиле» вышли с неплохим капиталом и стали служить девяностым – настало их время, они у власти. Как страна это правление пережила, непонятно. Шла братоубийственная война в Чечне, выведенные из ГДР военные маялись без жилья, Явлинский обещал за пятьсот дней восстановить экономику страны, МММ, нищета, талоны, преступность… Беслан, Первомайск, Буденновск…
Но, слава богу, в двухтысячные годы страна смогла остановиться на краю пропасти, у самой точки невозврата. И, лежа в пыли, срывая ногти и сбивая пальцы в кровь, стала от этой пропасти по чуть-чуть отползать. И даже голову иногда поднимать. Казалось бы, живи и радуйся. И впрягайся, чтобы быстрее двигаться.
Но нет! Нужно снова организовывать протестное движение. Это ведь очень и очень неплохо оплачивается.
Калатозов сложил на столе пухлые ручки, сверкнул перстнем и продолжил:
– И в кого мы превратились на международной арене?! В страну-изгоя! К нам даже применяют санкции, как к какому-нибудь Ирану или Северной Корее! Ведь из-за нашей, с позволения сказать, политики, к нам применяют меры, от которых страдают простые российские граждане. Я сейчас не говорю о фуа-гра. Я говорю об обыкновенном камамбере, о пармезане, рокфоре, горгонзоле… О хамоне и прошутто, наконец. О тех продуктах, которые были доступны каждому россиянину. И что же теперь? Теперь этих элементарных продуктов просто нет на прилавках! Если так пойдет и дальше, мы вообще скоро на талоны перейдем, как в годы совка, – бросил он с отвращением.
– Простите, пожалуйста, я, наверное, не очень в курсе. Вы такой грамотный и умный собеседник, – Востриков сделал подобострастное лицо, – не подскажете, какой вуз вы окончили?
Калатозов победно улыбнулся, заглотил наживку и выдал:
– Я окончил МГУ в 1975 году. А это, знаете ли, образование! – и он поднял вверх указательный палец.
– Ну то есть, учились и оканчивали универ в ужасное совковое время? Бедный человек! Какие кошмары вам, наверное, пришлось пережить во время учебы: поступали, наверняка, по блату, по-другому ведь было нельзя, преподаватели все, как один, из органов, тупые служаки…
– Позвольте, – повысил голос визави Вострикова, – вы не передергивайте, не уводите тему в сторону.
– Ладно, не буду, – покладисто согласился Антон Семенович, – давайте вернемся к народным продуктам. Как вы там сказали, горгонзола?
– Именно, – продолжил Генрих Иосифович, успокаиваясь.
– Вы проводили исследования, какой процент населения страдает от закрытого доступа к этим продуктам? – по-деловому спросил Антон Семенович.
– Да зачем проводить? Это вы любите бегать с микрофончиками да народ опрашивать по очевидным вещам. И так ясно, что страдают все, кроме тех, у кого язва да гастрит, – Калатозов окончательно расслабился, откинувшись на спинку стула.
ebooksa