Востриков обреченно смотрел из окна машины. Он очень устал за сегодняшний день, а тут еще Похлебкин тарахтит, аж голова раскалывается. Так он мужик нормальный, но глуповатый. Нет, для партии он, конечно, находка. Красив, импозантен, брутален, обаятелен – женщины в восторге. Внимателен, вежлив, услужлив – старушки это ценят. Спокоен, выдержан, а самое главное, не обидчив.
Тот, кто участвует в ток-шоу, прямых линиях и тому подобных политических передачах, знает, как это важно. Последнюю «Сатисфакцию», ух, как блестяще провел! Одна беда – болтлив. Вон и сегодня мелет что-то и мелет, и даже внимания не обращает, что Востриков молчит.
Наконец они подъехали к офису, который был вотчиной Антона Семеновича. Здание было старинным, с трехгранным эркером, угловой башенкой, французским балконом и колоннами.
Один бог знает, чего стоило заполучить такой дом в собственность! И в какую копеечку эта покупка обошлась. Но это было очень хорошее приобретение.
Антон Семенович любил этот дом, пожалуй, даже больше, чем собственный. Здесь он был хозяином, в отличие от личного особняка, в котором царствовала его супруга. Эмма Эльдаровна любила роскошь, поэтому в интерьере дома было много золота, бархата, парчи, ковров – все в ее вкусе. И постоянный сандаловый запах. Востриков его не выносил, но спорить с женой не решался.
В центральном офисе ремонт сделали новомодный, сплошной минимализм. Это Похлебкин настоял. Светлые стены, низкая мебель, картины в стиле кубизм…Скукота и выхолощенность.
А вот свой офис Востриков обставил по-другому. Сам он был невысокого роста, но любил все крупное и массивное. В углу кабинета стоял громоздкий шкаф с книгами, около него овальный чайный столик в стиле ампир, глубокие кресла… На окнах висели тяжелые портьеры, добавляющие кабинету основательности.
Письменный стол красного дерева был покрыт зеленым сукном. На нем, помимо документов, всегда лежал увесистый старинный фолиант с золотым обрезом. Антон Семенович, когда его никто не видел, аккуратно открывал книгу и через лупу рассматривал узорную вязь, сплошь покрывающую старинные страницы.
Он представлял себя аристократом, сдержанным, великодушным, который после вечернего чая садится за стол и рассматривает библиографические ценности баснословной стоимости. Хотя, для аристократа цена не должна иметь значения… Ну, значит, просто рассматривает уникальные издания, за которые на «Сотбис» можно было бы получить… Нет, стоп. Он – аристократ. На нем шелковая домашняя куртка со стеганым воротником, на столе сигара, коньяк…
Еще Антон Семенович собирался купить настольную лампу с абажуром из зеленого стекла, тогда его представление о том, как должен выглядеть кабинет, будет полностью воплощено в жизнь.
Шофер Руслан открыл перед Востриковым дверь машины. Антону Семеновичу очень нравилось ощущать себя значимым, важным, статусным. Удивительно, что Похлебкин был ко всему этому равнодушен.
Востриков выбрался из автомобиля на свежий воздух, поднял голову к небу и сладко потянулся. Как хорошо все-таки! Хорошо, даже несмотря на все беды, свалившиеся на их партию. Да что там говорить, они были к этому готовы. Ну еще бы! В политику пришли! Ничего, скоро выборы, и неприятности рано или поздно закончатся.
Но пока неприятности заканчиваться не собирались. В фойе его любимого офиса около самого входа лицом вниз лежал охранник. Антон Семенович по-бабьи взвизгнул и тут же этого устыдился. Он до ужаса боялся покойников и поскольку вокруг головы секьюрити была лужа крови, решил, что тот мертв. Надо было немедленно что-то делать, хотя бы дать распоряжение о том, чтобы вызвали скорую. Но его словно заморозило: руки онемели, язык не слушался, тело задеревенело.
Как в замедленном фильме он видел, что Похлебкин ринулся к лежащему, присел, приложил пальцы к шее, на секунду замер, а потом махнул рукой – жив, мол! И тут тепло стало возвращаться к Вострикову: сначала потеплели руки, и он смог ими пошевелить, потом ноги, и у него получилось одну за другой оторвать их от пола, потом кровь медленно прилила к голове. Он повел головой из стороны в сторону и почувствовал, что пришел, наконец, в себя.
– Вызывай неотложку, Олег, – сказал он.
– Уже, – Похлебкин оторвал телефон от уха, и Востриков услышал раздающиеся оттуда длинные сигналы вызова.
Антон Семенович отмер и на плохо гнущихся ногах пошел в свой кабинет.
Там было все перевернуто, папки разбросаны, бумаги разорваны. А его великолепная мебель была раскурочена самым вандальским образом: у шикарных кресел отломаны спинки, стол валялся на боку, две его ножки были разбиты в щепки, в секции не осталось ни одного целого стекла. Востриков так же медленно подошел к валяющемуся среди разгрома фолианту, поднял его и прижал к груди. Тот не пострадал, и это придало Антону Семеновичу уверенности.
Зашел Похлебкин, увидев раскардаш, протяжно свистнул. Востриков сейчас больше всего боялся слов сочувствия, а от Олега Витальевича этого можно было ожидать. «Ведь ни грамма такта нет у человека», – подумал он с досадой. Но вопреки ожиданию, тот молча прошел по кабинету, спросил: «Полицию звать будем»? И, получив отрицательный ответ, вдруг скинул с плеч пуловер и засучил второй рукав. А потом принялся за дело.
Полностью разбитые стулья он скидывал в одну кучу, те, которые были в более-менее приличном состоянии, поднимал и ставил к противоположной стене. Антон Семенович некоторое время смотрел, как Похлебкин работает, а потом, словно очнувшись, положил драгоценную книгу на подоконник и стал ему помогать.
ebooksa