У всякой драмы свой финал

22
18
20
22
24
26
28
30

— А я думаю, что мы с тобой оба сейчас в дураках, Евгения! — и вышел, не прощаясь.

10

Корозов не находил себе места, потому что не понимал происходящего. Прошло несколько дней, но никто никаких требований не выставлял. Было ощущение замороженного состояния, какого-то вакуума. Глеб не давал покоя Исаю. Тот избороздил город вдоль и поперек, но все по-прежнему оставалось на точке замерзания.

Оперативники Акламина также не приносили свежих новостей.

Глеб не мог спокойно находиться в офисе и нигде не мог, где встречались знакомые лица. У всех в глазах был виден один и тот же вопрос: «Не нашли?». Он уже не знал, что отвечать. Собственная беспомощность убивала. Это было ужасно. Он ненавидел себя за то, что не мог выяснить, кто похитил Ольгу, где она, а так же за то, что издергал телефонными звонками Акламина.

Находиться дома тоже было невыносимо. Там каждая стена, каждая вещь излучали тепло, всегда исходившее от Ольги. В каждом предмете он слышал ее смех, голос, видел ее глаза и улыбку.

Садился в автомобиль и кружил по городу до умопомрачения, глядел через стекла на прохожих, точно выискивал в толпе лицо жены. Он и, правда, забываясь, выискивал ее лицо, а когда вдруг до него доходил маразм происходящего, его обдавало холодным потом, как будто он начинал сходить с ума.

Но сдаваться, подчиняться воле обстоятельств, он не умел и не привык. Нет. Он способен был наступить на горло собственной растерянности. Минуты слабости не для него. Не из такого теста он вылеплен. Он мог бороться и преодолевать трудности. Не раз уже приходилось. И теперь сломает хребет обстоятельствам.

Изнутри пошла сильная волна, в груди закипело. Глеб положил руку на плечо водителю, остановил машину и вышел на воздух.

Солнцем и жаром обдало тело, кровь в жилах понеслась со скоростью света.

Он снял пиджак, бросил в машину, и шагнул к тротуару. Широко открыл рот, как будто кусками откусывал воздух и глотал его, чувствовал, как силы в нем прибавляются. Зарычал так, что прохожие стали сторониться его и шарахаться с тротуара. Но дома, деревья, люди, машины, дорога, недавно еще не имевшие четких очертаний, приобрели отчетливые линии и краски.

Глеб побагровел, но не от солнца и жары, а от рвущегося изнутри давления. В голове появилась ясность, мысли заработали во всю мощь.

Он вернулся к машине, несколько раз обошел вокруг нее, мозг выстраивал порядок дальнейших действий. Ломал обстоятельства, как щепки. В эту минуту Глеб не узнавал самого себя.

Солнце стояло в зените. Тени не было. Что такое было с ним недавно? Раскис? Стал собственной тенью? Тьфу! Заигрался с тенями. Игра с тенями — не мужское дело!

Что за тварь посягнула на самое дорогое в его жизни, Ольгу? Голову оторвет, ноги выдернет, сердце вырвет у этой сволочи!

Глеб собрал себя в кулак, каждая жилка в нем сделалась железной. Охранник за спиной тоже весь подобрался и натянул свои мышцы.

Корозов опять твердо двинулся по тротуару. Охранник не отставал. Автомобиль чуть сзади шелестел шинами по дороге. Пройдя пешком метров сто, а, может, больше, Глеб уже намеревался вернуться в машину, как у обочины, немного опередив его, резко затормозил черный, сверкающий чистотой автомобиль.

Дверь открылась, и Корозов увидал обрюзгшее властное лицо Рисемского. Тот смотрел холодно. С апломбом сказал:

— Иди, поговорим!

Глеб остановился. Отрицательно покрутил головой, сухо ответил: