Белая акула

— Наследство.

— Отец не умер.

— Наследство авансом, значит, — усмехнулся старик. — Хотя предполагалось, что раньше его смерти все это на поверхность не выплывет.

— Надеюсь, это не его тайные дневники?

— В некотором смысле — но не слишком личном. Работа всегда была для твоего отца центром жизни. Он посадил многих — даже тех, до кого никто больше не мог добраться. И я не могу сказать, что он всегда так уж строго следовал букве закона, бывало, что и выбирал дорогу попроще, но лишь до определенного предела. Так или иначе, его целью было отправить преступника за решетку. Однако бывали случаи, когда он знал о преступлении, но никакими способами не мог его доказать. И вот о таких преступлениях он писал здесь.

Пока Коргин рассказывал, Александра забрала у него коробку и открыла. Внутри оказалась внушительная стопка общих тетрадей, исписанных знакомым мелким почерком. Пролистав первую попавшуюся, Александра обнаружила, что досье там составлены умно, очень подробно, и все упорядочены.

А значит, это были не рабочие заметки. Михаил Эйлер переписал все данные, что собрал за свою долгую карьеру, специально для такого вот хранения. С одной стороны, по закону от его писулек не было толку. С другой, они были бесценны — ведь многие из людей, о которых он упоминал, еще были живы и продолжали работу. Да, доказательств нет. Однако знание — это уже сила. Правду, которую знаешь, гораздо проще доказывать.

Наблюдая, как она роется в тетрадях, Коргин снисходительно поинтересовался:

— Ну что, девочка, признаешь теперь, что твой отец был гением криминалистики?

— Признаю, что он был даже большим идиотом, чем я подозревала, — невозмутимо отозвалась Александра.

От неожиданности даже спокойный сотрудник спецслужб, пусть и бывший, поперхнулся своим следующим вопросом. Успокаивать его Александра не собиралась, она бегло просматривала оглавления разных тетрадок, разыскивая нужное имя.

— Не стыдно вообще? — опомнился Коргин.

— Нет. Какой смысл был сидеть на этом, как хомяк на семечках? С каждым годом все эти шедевры эпистолярного жанра теряли ценность! Люди, упомянутые здесь, умирают или уходят на пенсию, доживать жизнь в достатке. А перед этим — грабят, убивают и пытают. Мой папаша не в своем уме, зато он в добром здравии, поэтому собрание его сочинений могло достаться Яну лет через десять-двадцать, когда оно стало бы годно только для растопки камина. Об этом вы двое не подумали?

— Когда мы все обговаривали, было иначе! Миха предполагал, что жить ему осталось год-два.

— Все равно не вижу причин не отдать это Яну сразу.

— Ян с ним тогда не разговаривал и ничего бы от него не взял. Твой отец надеялся, что хотя бы после его смерти это изменится.

Что ж, это несколько оправдывало старика. Александра прекрасно помнила, как был настроен ее брат, когда она только вернулась. Да он и сейчас так настроен! В глубине души она подозревала, что даже ей будет проще простить отца, чем Яну.

— Вы читали эти записи? — поинтересовалась Александра.

— Что-то читал, что-то и так знал. Мы с твоим отцом иногда работали вместе.

— Имя Виктора Шереметьева вам знакомо?