Белая акула

— Я не думаю об этом с такой точки зрения, Виктор Шереметьев мне интересен больше, чем прошлые дела отца.

— Что он уже успел тебе сделать?

— Ничего. Я встречаюсь с его сыном.

Коргин уставился на нее с таким недоверием, будто ожидал, что она вот-вот исчезнет, ведь она — голограмма. Дочь Михаила Эйлера не может быть живой и уж точно не может нести такое! Однако когда стало ясно, что Александра — все-таки объект материального мира, хозяин фермы громыхнул таким хохотом, что Гайя, только-только задремавший, подскочил на лапы.

Александра наблюдала за ним с каменным лицом, надеясь, что это урезонит старика, но нет, он определенно наслаждался моментом.

— Надо же!.. Миха мало кого так искренне ненавидел, как этого оборотня! И чтоб с его дочкой, с его любимой Сашенькой… Прям Монтекки и эти… как их… Вторые!

— Проржались? — осведомилась Александра, когда он все-таки затих. — А теперь примите к сведению новый факт: его сын при смерти. Андрея пытались убить, и я подозреваю, что это связано с его отцом. Виктор на контакт не идет, и мне не помешало бы что-то, что заставит его говорить.

Смеяться Коргин перестал, однако и виноватым он не выглядел.

— Вот это, — он указал на тетрадку, — тебе не слишком поможет. Твой отец однажды пошел на наглость, вытащил-таки Шереметьева на допрос. Надеялся, что выудит из него хоть какое-то признание, а победителей не судят. Миха умел допросы проводить, уж поверь мне, я в этом знаю толк!

— Но Шереметьев выдержал?

— Ускользнул, как угорь, сквозь пальцы, а Миха получил нагоняй. Шереметьев не забрался бы так далеко, если бы был дураком… Но это раньше. Сейчас, поговаривают, он пьет.

Вот это уже было неожиданно. Александра должна была признать, что Коргин в хорошей форме, но она была убеждена, что о прошлом он позабыл, он ведь не зря уединился здесь! Она и мысли не допускала, что он поддерживает связь с кем-то из коллег.

— Откуда вы знаете? — спросила Александра.

— Имеющий уши да услышит, — загадочно отозвался Коргин. — Тебе важно это, какая тебе разница, откуда данные? Ты сомневаешься, что они точные?

Александра невольно вспомнила мрачную, отекшую физиономию Виктора Шереметьева.

— Нет, я как раз допускаю, что сведения верные.

— Вот от этого и отталкивайся, — посоветовал Коргин. — Уж не знаю, от чего эта гнида пьет, точно не от совести. Но знаю, что такие, как он, обычно пьют, чтобы расслабиться. Ищи момент, когда у него развязан язык! И дуй уже отсюда. Дороги тут не самые плохие, я видел и похуже, но лучше добраться к шоссе до темноты.

День за окном и правда клонился к закату: свет стал тяжелым и рыжим, а тени — длинными. В пасмурную погоду и вовсе бы уже мгла сгустилась! Александра подозревала, что она и до шоссе не доберется, но оставаться здесь ей не хотелось.

Она могла забыть о том, кто этот человек и что связывает ее с ним, только на время разговора. В остальном же, она была не готова слушать байки о том, каким замечательным следаком был ее папаша и как сильно ее любил.

Но Коргин и не подталкивал ее к этому. Их прощание вообще не было сентиментальным: он проводил ее до ворот, так ничего и не сказав. Это не означало, что он ничего не чувствует, но Александре эти чувства были не нужны.