У полиции имелись: свидетель, сообщивший о буйной подростковой компании в поезде, в котором произошло убийство, список людей, купивших смс-билеты на тот поезд, и список зарегистрированных пользователей магнитных карточек. Все эти имена пришлось вычеркнуть после допроса.
Одни отрицательные результаты, подумал Хуртиг. Свидетелей нет.
На камерах видеонаблюдения – ничего, и, несмотря на огромные лужи крови, техники не обнаружили ни единого отпечатка подошвы.
Кроме Фабиана Модина и убийцы – или убийц, – в вагоне не было никого; по словам свидетеля, буйные подростки вышли на предпоследней станции, но неизвестно, зачем: чтобы отправиться по домам или чтобы зайти в другой вагон. Так что списывать их со счетов пока нельзя.
Их еще не идентифицировали; в настоящее время местная полиция пыталась установить личности пятерых молодых людей, из которых четверо были иммигрантами.
Хуртиг прочитал в показаниях свидетеля:
Никто ничего не знал, и письмо без отправителя стало последним в этом ряду неудач.
Тупик.
Но пока Биллинг не управляет транспортным потоком, это полоса Олунда.
Короткий стук в дверь.
– Письмо могли отправить из любого места Стокгольма, – сообщил Олунд. – Или Готланда.
– Готланда?
– Да, девица, с которой я разговаривал, сказала, что почту доставляют в Стокгольм, здесь ее сортируют и отправляют назад. Если какой-нибудь житель Висбю захочет поздравить своего соседа с Рождеством, открытка проделает путь почти в пятьдесят миль.
Вот тебе и сокращение расходов, подумал Хуртиг.
– Я отправил конверт на анализ, – сказал Олунд уже от двери. – Нам остается только ждать.
Хуртиг подумал о лаконичной манере Олунда. Не то чтобы с Жанетт Чильберг было что-то не так, но ее ревнивое желание вечно знать все обо всем иногда напрягало Хуртига.
Самому Хуртигу надо было подумать о Салеме, Кунгсгордене, Треллеборге, Робертсфорсе, Осло, Иматре и финской Карелии, а также многочисленных пригородах Стокгольма.
И вот теперь – Моргунгова, поселок в Упланде.
Хуртига приводило в недоумение вот что: никто из близкого окружения молодых людей не знал, ни кто записывает на кассеты музыку, которую слушали погибшие, ни как они получили эти кассеты.
Если бы речь шла о равнодушии, все было бы слишком просто. Скорее, Хуртиг столкнулся с андеграундным движением, которое принципиально желало оставаться в тени.