Мы хохотали, утирая слезы, дурной смех извергался из нас, и мы не могли остановиться. Наконец, Виталик нажал кнопку. Оргия завершилась: партнеры сползались обратно к столу. За ним прошла рокировка «монашек»: круглолицая теперь сидела на коленях того, что прыгал кузнечиком. Ровда выбрал себе самую высокую…
— Кто это? — Рита ткнула пальцем в «кузнечика».
— Заместитель главы администрации Горки, — хмуро отозвался Виталик.
— А этот?
— Начальник отдела…
На Ровду Рита не стала показывать. Видимо, знала.
— У нас давно есть информация, что «монашек» посылают в другие города, даже в столицу, где они занимаются проституцией, — сердито сказал Виталик. — Это называется у них особое послушание. Заработанные таким образом деньги они отдают в общину. Признаться, я не верил, — снова вздохнул он. — Но после этого… — Виталик кивнул в сторону экрана. — Теперь ясно, почему милиция не хотела проверять сигнал, почему администрация так благоволила этому «отцу», — лицо его стало жестким.
— Уголовно не наказуемо, — заметила Рита. — Ну, собрались мужички, выпили, развлеклись с девочками…
— Есть в кодексе такая статья — сводничество, — возразил Виталик. — И содержание притонов…
Он хотел выключить видеомагнитофон, но Рита опередила:
— Промотай до конца!
…Это была та же комната, только уже прибранная и без мужчин. Три обнаженные по пояс девушки, склонив головы, стояли на коленях. Рядом ходила взад-вперед рыжая попадья с каким-то предметом в руках. Я присмотрелся: это была многохвостая плетка.
— Каетесь? — грозным голосом вопрошала попадья.
— Каемся, матушка! — вразнобой ответили тонкие голоса.
— Сладок был грех?
— Сладок, матушка.
— А епитимья — горька! Вот вам отпущение! Вот! Вот!
Мы ошалело смотрели, как она полосует плеткой тоненькие спины. Красные рубцы бежали по гладкой коже. Девушки стонали и вскрикивали, но ни одна не посмела вскочить.
— Каетесь? — еще раз спросила попадья, запыхавшись.
— Каемся, — послышались в ответ всхлипывания.