Пять костров ромбом,

— Конечно, заявленьице, оно спокойнее, — успокоил Роман Сенаторова и распрощался о оторопевшим преподавателем.

18 марта. Свиркин

Выскочив из трамвая, Петр нос к носу столкнулся с Хабаровым. Устремив вперед острую бороду, художник задумчиво смотрел вдаль. За его спиной болтался неказистый рюкзачишко, с плеча на длинном ремне свисал облезший, с потрескавшимся лаком и разноцветными пятнами краски этюдник.

— Здравствуйте, Валериан Якимович, — образование воскликнул Петр.

Художник тряхнул головой, словно выходя из сомнамбулического сна, поправил сползшую на глаза спортивную шапочку и улыбнулся:

— Петр Ефимович…

— Я вижу вы на природу собрались?

— На Байкал еду, — ответил Хабаров. — Командировали от нашего Союза на открытие выставки самодеятельных художников. Вот и решил сочетать приятное с полезным, — он похлопал по этюднику, — давно мечтал посмотреть на зимний Байкал, да разве вырвешься, а тут такой случай. Поработаю немного.

— Да-а, — с завистью протянул Свиркин, — а я вот на Байкале никогда не был…

— Еще побываете, — успокоил его художник и спохватился. — Вы не ко мне, Петр Ефимович?

— Нет, к Скубневской, я ведь тогда не застал ее.

— В мастерской она, я только что от нее, заходил посидеть перед дорогой, — сказал Хабаров и засуетился при виде приближающегося трамвая.

…Петр никак не мог подумать, что стоящая перед ним маленькая, худенькая, с усыпанным веснушками остреньким носиком женщина и есть та, к кому он пришел. Собранные в пучок русые волосы, клетчатая фланелевая рубашка навыпуск, простенькие брюки.

— Я Скубневская, — ответила она с улыбкой.

От этой улыбки Свиркин почувствовал себя легко и свободно. Небольшие серые глаза художницы, казалось, излучали тепло. Ее внешность, безусловно, проигрывала внешности Ершовой, но… В общем, особой загадки, почему художник полюбил эту маленькую женщину, не было.

— Мне Валериан Якимович сказал, что вы были в хороших отношениях с Ершовым… Я из милиции… пришел к вам за помощью…

— Галина Витальевна, — протянула миниатюрную узкую руку Скубневская.

— Петр Ефимович, — осторожно ответил на рукопожатие оперуполномоченный и, взглянув в повлажневшие глаза художницы, сообразил, что зря он так сразу брякнул о Ершове, надо бы как-то иначе. Но как!?

Мастерская Скубневской была такая же большая, как у Хабарова, но выглядела гораздо уютнее. Много цветов, иллюстрации к детским книжкам, напоминающие рисунки школьников мелками на асфальте: большие ярко-желтые солнца с длинными, достающими до земли лучами, круглые мордашки с огромными синими глазами, голубые блины озер, разноцветные воздушные шары на толстеньких нитках-канатиках, долговязые папы и мамы в темных пальто-трапециях. Петр рассматривал рисунки и не мог заставить себя повернуться, боковым зрением он видел, как Галина Витальевна сидит на столе, сцепив руки, и отрешенно смотрит в большое окно.

— Петр Ефимович, я понимаю, вы не из праздного любопытства, но… мне просто тяжело говорить о Саше…