— Как я понимаю: все произошло, как у Агаты Кристи: классическая закрытая комната и ни одного свидетеля?
— Зря иронизируете.
— Совсем не зря! — майор нахмурился. Судя по интонации, ситуация с Андреем для него была, как кость в горле. — Знали б вы, как долго мы искали его. А тут, едва поступила информация, что он у вас, как на следующий день его и след простыл.
— И зачем он вам? — вкрадчивым голосом поинтересовался главврач.
Скопюк не ответил. Он, молча, смотрел на него, что-то обдумывая.
И снова Сергей Семенович интуитивно ощутил исходящую от этого человека тоску безысходности. Ему даже показалось, что он в самой глубине своей души ведет незримый бой с кем-то или чем-то. Отдельные жесты еще больше подчеркивали вывод.
— Мне надо его дело.
— Что? Какое дело? — не понял Сергей Семенович.
— А как у вас там? Медицинская карта? История болезни?
— Это…
— …конфиденциальная информация, — закончил майор. — И это знаю, но дело государственной важности. Думаю, вы понимаете. Хотелось, чтобы вы пошли на встречу. Вы ж догадываетесь, что постановление я могу достать без труда. Просто мы потеряем время.
— В карте вы ничего не поймете. Можете спрашивать.
— Вот и ладненько. Итак: он был болен?
— Для нас с вами — да.
— Как это понимать?
— Обычно, любое отклонение от нормы считается болезнью. В таком ракурсе — Андрей считается больным.
— А на самом деле?
— Доктор Гауф, наблюдавший за пациентом, полагает, что у него была явно выраженная шизофрения — расщепление личности.
— В чем это выражалось? — голос майора изменился. Глаза немного увлажнились.
Сергей Семенович уловил это, понимая, что сейчас Скопюк показывает свое истинное лицо, а не ту маску солдафона.