Услышав приближающиеся шаги, Жечков, неожиданно для самого себя, повинуясь спонтанно возникшему желанию, быстро засунул эту книгу во внутренний карман своего плаща и сразу же принял вид простого созерцателя.
«От них не убудет, пусть сначала с телевизором разберутся. В конце концов, я — следователь.» — заключил он.
Не обследованными оставались туалет и ванная. Изучение туалетных тайн он решил предоставить техникам КГБ, которые, несомненно, возьмут там пробы воды и изучат состав туалетной бумаги, а вот в ванную комнату всё же стоило заглянуть. И он не ошибся: там его ожидал сюрприз.
— В ванной комнате вы ничего не трогали? — громко спросил он у техников.
— Всё как в музее, — ответил ему голос из первой комнаты.
На полу, под раковиной стоял голубой пластиковый таз с замоченным в стиральном порошке бельём. Сквозь мутную жижу проступали воротники голубых и белых мужских рубашек.
Будучи холостяком, Жечков однажды вот так же оставил на несколько дней в стирке свою одежду, и с тех пор он знал, что так делать нельзя. Длительный контакт с «Лотосом» разъел краситель ткани, и одежду пришлось выкинуть. Шадрин холостяком не был, а его жена, как и все хозяйки не могла на два дня (у друзей на даче они планировали гостить до понедельника) оставить белье в порошке. Может быть, она неумёха? — подумал он и сам же отмёл это предположение. В тридцать два года Марина Шадрина имела десятилетний опыт супружеской жизни, к тому же она вырастила дочь — нет, не знать таких азов женского хозяйства она не могла!
Интересно, — задумался он — обратил ли внимание на этот таз Федосеев или его люди? Жечков припомнил, как, спускаясь по лестнице после встречи с родителями Шадрина, Федосеев поведал ему об одной странной детали: спустя буквально три или четыре с момента исчезновения сына к нему в квартиру пришла его мать и деловито забрала из холодильника несколько банок с домашними соленьями. Такое поведение родителей Шадрина показалось КГБ странным. Жечков согласился тогда с Федосеевым, он тоже считал это действие неадекватным ситуации. Однако, про таз с бельём Федосеев ничего не сказал. Почему?
«Не потому ли, что с самого начала Федосеев отвёл мне лишь криминальный аспект, не желая, чтобы я вмешивался во всё остальное?» — впервые задался вопросом Жечков.
Если замоченное бельё было оставлено демонстративно, — а другого объяснения он не находил — значит, это было использовано как маскировка: вошедшие в квартиру должны видеть полное отсутствие каких-либо сборов или подготовки к отъезду, вот, мол, даже белье в стирке оставили; вся обстановка в доме должна была указывать, что жильцы вот-вот вернутся.
— Мы на сегодня закончили и уходим, — прервал мысли Жечкова один из техников.
— Я тоже закончил, — ответил он.
И, вдруг, в квартире зазвенел телефон.
Техники поспешили покинуть комнату, словно, звонивший мог их увидеть. Абонент на том конце был настойчив, снова и снова набирая номер Шадрина. Из-за непрекращающихся звонков три техника, а вместе с ними и Жечков не могли покинуть комнату: старший группы запретил открывать дверь, пока телефон не умолкнет. В результате, не меньше десяти минут всем пришлось проторчать в коридоре в ожидании команды на выход. Когда Жечков оказался, наконец, на улице, у подъезда его уже с нетерпением поджидал водитель Юра.
— Геннадий Викторович, вас Федосеев ищет. Он звонил в квартиру, но там не брали трубку. Сейчас вызов перевели на машину. Вас ждут на линии, — указав на свою бордовую «Волгу» доложился Юрий.
— Какие кнопки здесь нажимать? — спросил у Юрия впервые пользующийся радиотелефоном Жечков.
Юрий быстро что-то нажал и бросил:
— На связи.
Федосеев спешил поделиться с ним новостью: оперативники из областного управления вышли на след банды, совершающей разбойные нападения на дорогах. Говорил он спешно, словно, опаздывал:
— У них в руках есть человек, который даст нам ключ. Парень напуган, заявлять в милицию боится, говорит, что доверяет только нам. В общем, чем раньше ты снимешь с него показания, тем лучше и для нас, и для него.