Пустошь

Джереми бросается ко мне:

– Клавдия, что…

– Стоять! – рявкает Оливия.

Я чувствую, как она пытается сдвинуть с места мой палец. Где-то в мозгу возникает неприятное, похожее на чесотку ощущение. Голова безвольно дергается из стороны в сторону.

Лицо Риза расплывается в широченной улыбке:

– Отлично. Ты подвисла.

– Да умри уже наконец! – восклицаю я.

Оливия смыкает мои пальцы на рукоятке ножа и бросает им в Риза. Лезвие впивается ему в грудь, и он беспомощно падает на пол, по-прежнему улыбаясь.

Глава тринадцатая

Следующие полтора дня Оливия играет от случая к случаю – пять минут здесь, час там. Я не могу предугадать ее действий и выйти из сэйва, поэтому веду себя смирно. Наблюдаю затуманенным взглядом, как остальные члены клана приходят и уходят. Геймеры играют в эту ужасную игру так, будто сами дерутся и борются за существование. Горе и смерть для них пустяк. А ведь в их собственном мире наверняка нет места подобной жестокости.

Однажды я встречу какого-нибудь геймера лицом к лицу и спрошу: «Почему? Почему ты играешь в эту игру? Почему думаешь, будто смерть – забава? А главное, почему заставляешь других рисковать ради тебя жизнью? Разве ты не знаешь, что я тоже живой человек?»

Хотелось бы верить, что не знает. Но вряд ли это правда. От подобных мыслей мне становится дурно.

Оливии пока нет. Она оставила меня в кресле рядом с дверью – плечи ссутулены, руки висят по бокам. Поза настолько неудобная, что спина у меня болит, а руки налиты свинцом. Тем не менее я слишком напугана, чтобы пошевелиться. После случая в гараже Оливия могла что-то заподозрить, поэтому надо быть осторожнее. Надо притвориться небрежно брошенной тряпичной куклой. Или, скорее, затасканной марионеткой в грязных лохмотьях. Но на одно-единственное мгновение марионетке все-таки удалось вырвать нити у кукловода.

В памяти вспыхивает картинка – лицо людоеда за секунду до того, как Оливия заставила меня его заколоть. Ноздри у меня раздуваются. Если бы я была сильнее и могла не впускать Оливию к себе в сознание, Риз остался бы жив.

Я слышу голоса за дверью и стираю с лица всяческое выражение, превращая его в равнодушную маску.

В комнату входят Джереми с Эйприл. Его руки и ее грудь перепачканы кровью – кажется, чужой. От обоих исходит запах мокрых холодных монет, ржавого железа и гниения – запах смерти. Что такого ценного хотели заполучить их геймеры? Ради чего заставили Джереми с Эйприл убивать?

– Она не возвращалась, – говорит Джереми, принимаясь разбирать вещи.

Краем глаза я вижу, как он снимает с плеч второй рюкзак – новый, огромный, со множеством отделений. Наверняка доверху набитый трофеями, добытыми после сегодняшней резни.

– Может, за Клавдией должны прийти модеры? Ты же видел, что произошло: она подвисла. Будь это мой персонаж, я бы сразу отправила ее в починку.

«Я не твоя, – хочется мне ответить. – Я принадлежу Оливии. Я – ее живая, дышащая игрушка».