— Не-ет, на третьей залежь не возьмешь.
— Слушай, а что солдаты у вас совсем не работают? Только гуляют с девками?
Тракторист улыбается, машет рукой.
— Я тоже сюда пришел с армии. Суток семь отгулял. Растряс финансы — робить начал. На прицеп сел по первости. Тракторов еще не хватало. А приятель мой Федька Куницын — слышал, может? Он суток ...надцать гульнул. Дал прикурить! А теперь первое место держит по пахоте. Классный тракторист.
Сережин ведет трактор прямо к линейке, к другим тракторам, к людям, обступившим машины, к долговязому бригадиру. Все видят, как он, приглушив дизель, спрыгивает на землю и улыбается неосмысленно, не глядя ни на кого в особенности, а на всех разом. Потом он медленно, чуть заметно пошатываясь и волоча ноги, уходит куда-то в степь.
...В полдень Сережин совсем ушел из бригады. Ушел прямиком, бездорожно, чвякал ногами по волглой земле. Степь стала проще и ближе ему, и словно бы меньше с тех пор, как он шел по ней в совхоз.
— Подумаешь, — сказал он громко, — знаем мы, кто ее распахал. Всё знаем...
На станции он не пошел смотреть расписание. Сел на бревна, подставил лицо под солнце. Хорошо. Еще не ясно, что хорошо. «Надо ехать — значит, поеду, — думает Сережин. — А не поеду — пойду пешком. Кругом земля, небо, солнце и люди. Всякие люди. Такие, как я. Они всё могут. Я тоже могу. Все это сложно, но, в сущности, очень просто. Что меня тут остановит?»
Бревна большие, сосновые, в замшелых струпьях коры возле комля, в желтой, луковой шкурке — поверху. Сидеть на них можно долго, но надо ехать. «Ехать — так ехать...» Подходит товарный состав, Сережин влезает на тормоз и едет. Надо его штрафовать, ссаживать, вести в милицейскую комнату на первом же вокзале. Никто его не штрафует. Он все равно поедет. «Меня не остановишь», — говорит он себе.
Пыль и копоть летят в глаза. Тормозную площадку мотает. Мысли тоже мотает, кидает в разные стороны.
«А что, — говорит себе Сережин, — приехать, пойти в военкомат и попросить взять меня в армию. И в пограничники... А что? Вполне возможное дело. Должны взять. Все же парень я здоровый. Напишу в заявлении: так и так... Должны взять. А там — на заставу. Эх! Когда нет опасности — люди мельчают. Да. Так я и сделаю. Нет. Постой, постой. Доработаю до сентября, подналягу, собью пару тысчонок, ружьишко возьму — и на промысел. В тайгу. В сентябре марал трубит... Рябчиков посшибаю. Глухарей... Эх... Нет. Стой. Можно сейчас поступить в училище механизации. Три месяца — и механик. И сюда, в Поспелиху... Ах, какая здесь жизнь. Как хорошо, что я сюда попал! Напишу все и снова поеду. Только не медлить. Скорей!»
Въехали в темную ночь. Сильно похолодало. Лес пошел по сторонам, ленточный барнаульский бор. Саднит глаза от мутного, с пылью ветра. «Скорее, — думает Сережин. — Скорей!» Ему кажется, что он едет в совсем новую жизнь, в такую, где все сложно, и просто, и необъятно, как там, в степи. «Скорей!» — говорит вслух Сережин и видит город: огни над огнями и розовый сумрак посреди сплошной, непросветной тьмы.
В тридцать лет
Скоро зацветут яблони. Их стволы уже побледнели, просветлели от идущего под сизой кожицей сока, а ветки торчат вразброс, напряженно и остро.
Скоро зацветет черемуха в овраге. Весь овраг опять станет белым, как в феврале.
— Это будет просто страшно как хорошо, — сказала девушка Тоня, уборщица из дома отдыха, где я теперь живу.
— Это холодно, — сказал я. — Когда цветет черемуха — холодно.
— Не вам бы об этом говорить, — сказала Тоня. — Такие молодые, а боитесь холода.
Мне тридцать лет. Я еще молодой. Мне нравится смотреть на Тоню и вот так легко, незатейливо с ней говорить. Я начинаю о чем-то жалеть. Мне жалко женской любви, которую я не заметил, а сейчас, вспоминая, вижу ясно, в которую я не поверил, которой испугался или не подпустил к себе, — всякой любви. Ведь она не очень-то часто ко мне приближалась.
Я вспоминаю девушку Люсю и город Гродно, в котором она жила. Я снимал у ее матери комнату с пансионом на улице Кутузова и работал в газете «Гродненская правда». Я только начинал работать после университета и был влюблен не в Люсю, в другую девушку, которая училась вместе со мной недавно, а теперь поехала в Гудауту, на Черное море.