«Черт его знает, что за совхоз, — думает Сережин. — Щитовые дома в поселке стоят вразброд, как попало, бригадиры пьют в разгар посевной. Кто же распахал эту степь?» В блокноте у Сережина еще ни одной строчки. Через два дня срок его командировке. Ехать ему неспокойно. Напряженность и смута в душе. «Надо узнать фамилию бригадира, — думает Сережин. — Можно использовать в критическом материале...» А как ее узнаешь, фамилию? Ведь не спросишь: «Как ваша фамилия?»
— Девушки у вас красивые в Одессе, — сказал Сережин бригадиру.
— Сейчас приедем на место, ознакомитесь... — сказал бригадир.
Сережин сморщился. В темноте не видно. Подумал о бригадире: «Что он за дубовый парень? Даже водка его не мягчит».
Лошадь пришла к жилью, к безногим вагончикам с горящими глазками. Где она шла, какими дорогами? Появились женщины. Откуда им тут взяться посреди пустого места? Одна из них, молоденькая, беременная, с глазами, безучастными от беременности и любопытными от молодости, занялась бригадиром. О чем-то они пошептались. Ввели Сережина в купе вагончика. Подкрутили фитиль в лампе, чтоб было видней.
Еще одна женщина пришла, еще пошептались.
— Ой, — сказала пришедшая женщина Сережину, — да вы бы хоть предупредили. Мы бы вам ужин разогрели.
— Ну что вы, — сказал он, — зачем же?
Еще пошептались. Куда-то ходили. Какие-то люди сидели на полках, курили. Явилась вполовину распитая поллитровка. Сережину налили стакан, остальным по капле. Он сказал:
— Ну что вы!
Однако выпил. Очень он устал.
После лежал на полке и улыбался. Рядом, напротив, за узким проходом поместился бригадир с женой. Зашептались, придушив голоса.
— Я уже по тебе соскучился... — сказал бригадир мягоньким, младенчески домашним голосом.
«Вот тебе и дубовый парень», — подумал Сережин.
Ему все слышно. И все здесь открыто. И степь за дощатой стенкой. Кто-то всю ее распахал. И добрые люди. И хмель в голове.
Утром — Сережин видел — бригадир встал первым, и загоревшее его лицо, мягкое вчера, жалкое, затвердело, туго обтянулось кожей, засуровело. Сам он узкий в плечах, костистый, чуть сутулый. Надел фуражку с путейскими молотками: видно, служил на железной дороге.
Жена потянулась:
— Куда ты в такую рань?
Бригадир не ответил, не взглянул, не улыбнулся. Видно было: надо человеку снять с себя вчерашнюю слабость.
Утро неохотное, медлительное. Как порушить его вязкую власть? Или вместе с ним зябнуть и ждать, тащиться тихонько в день? Долго еще тащиться...