Убивство и неупокоенные духи

22
18
20
22
24
26
28
30

– О, благодарю вас, сэр! Конечно, конечно, никакой оплаты за первый квартал. Благодарю вас, мистер Фьютрелл. Вы очень добры. Уверяю, мальчик сделает все, чтобы вам угодить.

Мистер Фьютрелл коротко кивает, бросает еще один суровый взгляд на Томаса-младшего и отправляется по своим делам. То есть принять утренний бокал темного хереса в «Зеленом человеке»; мистер Фьютрелл занимает важное место в баре, где сидят торговцы побогаче, а не какие-нибудь фермеры. Все они – арендаторы графа, и мистер Фьютрелл для них большой человек.

Мне грустно смотреть, как Седой Весли, так уверенно беседующий с Богом, заискивает перед старшим слугой из графского замка. Но так уж ведется в свете; при жизни я видел множество заискивающих улыбок и слышал много льстивых речей в Новом Свете, где, как воображают идеалисты, подобного не бывает.

Итак, на Благовещение, 25 марта 1838 года, Томас Гилмартин поступает в услужение в графский замок. Жалованья он не получает, но хитроумный мистер Фьютрелл вписывает стоимость его услуг в графу «Прочие расходы», каковую ежемесячно предоставляет в графскую контору, и прикарманивает эти деньги. Экран опять разделяется на четыре части, и я сразу понимаю, что представляет собой служба Томаса. Поначалу – никакой ливреи; среди слуг его должность именуется «золотарь», и он дважды в день выносит сто сорок горшков – начинает с изящных фаянсовых pots de chambre из будуаров графини и гостящих у нее дам, потом переходит к более тяжелым «иорданям» в спальнях джентльменов (у некоторых на дне – совершенно непонятно зачем, и без намерения оскорбить правящий дом – красуется изображение королевского дворца) и, наконец, к простым горшкам слуг. Итого двести восемьдесят горшков в день. Их каждый день выносят на задний двор, ошпаривают и выставляют на просушку. Кроме горшков, есть еще стульчаки, спрятанные в красивых лестницах или невинных с виду креслах; внутри таится оловянный сосуд, называемый валлийской шляпой – за его форму и, возможно, в насмешку над крестьянами. В этом сосуде прячутся испражнения дворян и слуг, которые приходится выковыривать специальной лопаточкой и выбрасывать в сточную канаву под открытым небом.

– Горшки и «шляпы» – твоя статья дохода, – говорит главный лакей, большой шутник. – Что в них найдешь, все твое.

Система «статей дохода» действует для всех слуг замка. Статьи дохода мистера Фьютрелла весьма велики – это подношения в виде вина и крепких напитков от поставщиков, снабжающих огромное замковое хозяйство; Фьютрелл бойко сбывает дары богатым фермерам-арендаторам, любящим похвастаться перед дружками: «Это пойло чистое, как слеза; оно из самого замка». Статья дохода главного лакея – свечные огарки. Замковое хозяйство обширно, и бывает, что за одну ночь здесь горит до тысячи четырехсот свечей. По обычаю единожды погашенную свечу не зажигают снова, и главный лакей хорошо зарабатывает на сбыте «длинных огарков» в городские лавки. Такую же выгодную торговлю ведет и кухарка – ибо милорд старомоден и держит на кухне женщину, не желая и слышать о найме французского повара. Кухарка продает мясной сок, капающий с вертела; покупатели приходят с мисочками к маленькой зеленой двери, ведущей в кухню. Поскольку в замке множество ртов и там ежедневно жарят что-нибудь сразу на нескольких вертелах, мясного сока бывает много. Горничные дам и камердинеры джентльменов, конечно, получают обноски с хозяйского плеча. В общем, статьи дохода есть у всех, кроме золотаря. Но даже он лелеет надежды, поскольку, согласно легенде, однажды из «валлийской шляпы» выудили серебряную ложку.

Так Томас-младший и служил бы золотарем, если бы в один прекрасный день графиня не застала его за кражей персика из замковой оранжереи. Персик графиню не взволновал – для того чтобы делать выговоры младшим слугам, графини держат старших слуг. Но ей понравился смазливый мальчишка, и она приказывает, чтобы его сажали править двуколкой, на которой графиня разъезжает по парку, когда дышит воздухом. Так, к неудовольствию мистера Фьютрелла, Томас-младший получает ливрею всего через полгода службы.

Всего одну ливрею – кучера. Но Томас попадает в фавор у графини, которая любит красивых молодых людей, и вскоре его производят в лакеи. Не в важные лакеи – он становится одним из шестнадцати «младших лакеев», выполняющих работу, которая в наши дни ожидается от горничных. Но это значит, что теперь у него целых три ливреи. Одна – на утро, простая, с камзолом, то есть сюртуком без «хвостов»; одна на вторую половину дня – панталоны, чулки, сюртук с хвостами и оловянными пуговицами; и, наконец, блистательная парадная ливрея для появления вечером в столовой и в коридорах: белые чулки, плюшевые панталоны, бархатный сюртук с серебряными пуговицами, а самое главное – пудра для волос. Чтобы придать рыжей шевелюре Томаса положенный белый цвет, требуется огромное количество пудры и помады. И каждое утро, до завтрака, ему приходится мыть голову, поскольку днем пудры не положено. Но Томас-младший наслаждается пудрой. Бесстрастное лицо и умение изящно кланяться – почтительно и притом безлично – помогают ему подняться высоко по служебной лестнице. К тридцати годам он становится главным лакеем, а мистера Фьютрелла хватает первый удар (третий окажется смертельным), и он удаляется на покой и больше не может никого тиранить.

Так Томас оказывается потерян для семьи, хотя явного разрыва не происходит. В «Материнское воскресенье»[15], когда слугам дают выходной, чтобы они могли навестить матерей или любой правдоподобный аналог таковых, Томас берет напрокат пони и едет в Лланвайр, прихватив пасхальный кулич из замковой кухни и подарок от графини. Он развлекает родителей и сводного брата рассказами о жизни высшего общества. Впрочем, радость от его визита омрачена тем фактом, что он перешел в лоно англиканской церкви, поскольку замковые слуги обязаны по воскресеньям посещать англиканскую часовню в парке. Этого требует должность Томаса, но он не скрывает, что ему нравятся англиканские богослужения, их утонченность, их обрядовость. Ему нравится сидеть на галерке для слуг и пользоваться одним сборником гимнов с хорошенькой горничной.

Хуже того, он теперь тори! Все замковые слуги должны поддерживать кандидата, которого поддерживает граф. Поддерживать нужно приветственными криками, а иногда и кулаками. Томас еще не достиг имущественного положения, которое позволяет голосовать, но он много лет почтительно слушал тирады мистера Фьютрелла в столовой для слуг, обличающие радикалов, реформаторов и всяких там уравнителей. Томас переметнулся на другую сторону, но он знает, и семья знает, что переметнулся он ради бархатной ливреи с серебряными пуговицами, а чтобы возражать против этого, нужна очень большая принципиальность. А принципиальности в семействе Гилмартин явно не хватает после того, как в 1850 году скончался Молодой Весли, к тому времени уже Старый Весли.

(9)

Хоть Джон Весли и был прекрасно образован, вряд ли он задумывался о словах грубоватого грека Гераклита, который, насколько нам известно, первым заявил: все, что угодно, будучи доведено до крайности, превращается в свою противоположность. Но сам этот принцип совершенно точно был известен Джону Весли, который слишком хорошо знал жизнь и в момент ужасного пророческого озарения сформулировал следующее: «Добродетель рождает Трудолюбие; Трудолюбие рождает Богатство; Богатство рождает Порок». И теперь я вижу действие этого принципа на потомках Старого Весли Гилмартина, которого крестил водою и Духом и принял в семью Христову ученик самого Джона Весли, – ибо Весли посвятил Томаса Гилмартина в проповедники, и тот пользовался добрыми советами своего учителя.

Старый Весли не страдал избытком воображения и не имел наклонностей бунтаря. Он был трудолюбив, и его Трудолюбие – закупка красной фланели отрезами немыслимой длины, по сто тридцать два ярда, караваны вьючных лошадей через горы в Шотландию, вся его честная умеренная прибыль – породило Богатство или то, что считали Богатством люди его круга. Добродетель, однако, была главной заботой его жизни; наблюдая его смерть, я понял, что он подлинно добродетелен и тверд в вере, пусть и несколько узок в своих воззрениях.

А что же Богатство? Было ясно, что продолжать бизнес должен Сэмюэл, старший сын и правая рука отца. Но Весли оставил сыновьям деньги – в кожаном мешке под половицами гостиной, – и когда их пересчитали и оплатили немногие долги покойного, каждому сыну досталось по семьсот с небольшим фунтов.

Томас забирает свою долю и мешок и прячет там же, где лежат его сбережения от замкового жалованья и чаевых.

(10)

Теперь семейное дело принадлежит Сэмюэлу. На него работают ткачи, ведь ныне он слишком важная персона, чтобы самому скучать за станком. Старшему сыну достаются не одни только пряники: еще он вынужден содержать мачеху, поскольку у нее нет ничего, кроме одежды и кое-каких предметов мебели, отошедших ей по брачному контракту. Старший сын унаследовал также экономическую ситуацию своего времени, а она внушает тревогу.

Шотландская торговля идет на убыль – деревенские женщины больше не носят столько красных юбок и разлюбили красные плащи, под которыми когда-то укрывались от дождя и снега. Даже остроконечные шляпы, когда-то передававшиеся от матери к дочери, порой на протяжении четырех поколений, выходят из моды. Распространяются новые моды и новые представления о чистоте.

Смирился ли Сэмюэл с упадком торговли? Нет, это не в его характере.

Он добродетелен. Он жертвует десятую часть своего годового дохода на содержание молельни и на бедных. Он заботится о мачехе – она живет в комфорте и без забот. Он молится утром и вечером, но его молитвы не так прочувствованны и пропитаны елеем, как у Старого Весли. Господь даровал Сэмюэлу процветание, и неудивительно, что для такого человека, как Сэмюэл, это доказательство благосклонности Господа. Господь, по сути, его компаньон в делах. Разве есть Господня воля на то, чтобы Сэмюэл цеплялся за торговлю, приходящую в упадок? Бог, как и удача, покровительствует смелым.