Констебль с третьего участка (сборник)

Глава XVII и последняя

В которой всё тайное становится явным, а также рассказывается о том, что было после и чем закончилось

– Констебль… Констебль… – Голос раздавался глухо, как сквозь вату, а затем в нос мне шибанула едкая аммиачная вонь, заставившая меня завертеть головой. – Констебль, вы меня слышите? Жив, господа, опасность миновала.

Я открыл глаза и тут же зажмурился: из окна неподалеку прямо мне на лицо падал яркий солнечный свет. Смутно помнились какие-то голоса, что кто-то меня теребил, куда-то тащил, кажется, мне ещё и желудок промывали, и на всё это накладывался негромкий стук в бубен, однотонное невнятное завывание на непонятном языке да запах дыма и степных трав.

– Где я? – помимо воли вырвался у меня вопрос.

– Всё там же, мистер Вильк, в гошпитале Святой Маргариты, – донёсся до меня знакомый голос. – Только уже в качестве пациента.

Я наконец проморгался и смог оглядеться. Чистое светлое помещение с казённой окраски стенами – сразу видно, что не для жилья оно, не слишком большое, но и не чрезмерно маленькое. В центре непонятный стол-кровать с прикреплённым над ним электросветильником (в настоящее время погашенным), на котором я и лежу, шкафчики, столики, разная посуда явно медицинского назначения и повсюду множество врачебных инструментов самого пренеприятного вида.

Кроме меня, в комнате присутствовали ещё трое. Двое – в обычных врачебных фартуках, таких, в каких доктора пациентов пользуют, а один… Я проморгался и даже потёр глаза, будучи убеждён, что у меня начались галлюцинации. Между двумя медиками стоял доктор Уоткинс. С полосами белого и синего цвета на щеках, в вышитом бисером кожаном плаще-накидке поверх костюма и роуче[42] с рогами на голове. В одной руке доктор держал бубен, а в другой – нечто вроде погремушки из тыквы. Вид у него был измученный.

– Вы в операционном блоке, голубчик, – просветил меня один из «нормальных» врачей. – Вас отравили, пришлось токсины из организма выводить. Как себя сейчас чувствуете, констебль? Слабость, тошнота, головокружение?

– Тошноты, пожалуй, нет, – ответил я, прислушавшись к ощущениям своего организма.

– Ну ещё бы, там особо-то и нечем, – усмехнулся второй «нормальный» доктор, постарше и с бородкой. – Хотя, кабы не коллега Уоткинс, могли бы так просто не отделаться. – Он повернулся к доктору-сыщику и с чувством добавил: – Я, должен признать, в восхищении! Соединить воедино методы фармакологии, шаманизма и ароматерапии – да это же прорыв!

– Ароматы – составная часть шаманизма, – устало ответил мистер Уоткинс.

– И всё равно! Вам непременно надобно дать об этом статью в «Медицинском вестнике» и сделать доклады в соответствующих обществах! Пойдёмте, коллеги, пусть санитары отнесут больного в палату, а мы обсудим, как это вот всё в научном свете преподать.

Врачи удалились, а вместо них появились двое дюжих – как бы и не поздоровее меня – санитаров с носилками.

– Перебирайся, – скомандовал один из них. – Осилишь?

– Да я и своими ногами осилю, – ответил я.

– Ногами отставить, больной! – рыкнул второй и кивком указал на носилки: – Перелазь. Ещё не хватало, чтоб ты на лестнице у нас упал. Сами уроним.

Надо сказать, что насчёт «своими ногами» я изрядно погорячился. Непривычно было себя этаким слабым, словно мышонок, ощущать, неприятно, едва не болезненно даже. Даже когда болел после спасения молодого Крагга из Лиффи, и то так не было. Что ж это такое эскулапы со мной вытворяли, интересно?

Ну да ничего, здоровьем Бог не обделил – поправлюсь скоро, не иначе.

Отнесли меня в тот самый конец гошпиталя, где располагалась и палата Дэнгё-дайси, в отдельную палату. Интересно, кто за такую роскошь платит и не помру ли я тут со скуки до смерти?