Подумать только. Около сотни лет тому назад, когда катастрофа стала причиной вымирания почти всего живого на поверхности земли, вряд ли кому–то было дело до животных. Люди спасались, как могли, оставаясь в подземных бункерах и катакомбах, пока не миновал риск. И лишь одна небольшая группа учёных, готовивших проект по занесению большого количества видов в генофонд будущего, по слухам, сумела сохранить генетический материал для их восстановления где–то в самой глуши, куда ни один здравомыслящий человек не сунется.
Да и некогда было этим людям уходить на поиски «Ковчега» — по сути, все забыли о нём, занятые попытками выжить и приспособиться к новому миру. Сначала, когда приборы стали показывать что–то ближе к норме, им даже не сразу верили, а потому по несколько раз перепроверяли. Но запасы еды и терпения иссякают быстрее, чем хотелось бы, и люди стали выбираться на вылазки — сначала, по ночам, а потом, когда уверились в безопасности задуманного, и днём.
Сложно поверить, что всё это время кто–то мог посвятить сохранению животных. А уж с учётом того, что последние полвека лет никто о них даже не слышал, то рассказы о «Ковчеге» стали считать не более, чем небылицами.
И вот, уважаемый профессор Деклаимионского университета природоведения и биоресурсов уверяет нас в том, что «Ковчег» не просто существует, а ещё и может весьма удачно исполнять свою функцию с помощью Йонатана Палеаса и найденных им записей. Потрясающе.
Восстановить животных казалось несбыточной мечтой. Когда люди жили без них годами, она стала казаться ещё и бессмысленной. Но теперь…
— Как он это сделал? — глухо спросила Флейм.
— Вот уж чего не знаю, того не знаю, — развёл руками профессор, виновато улыбаясь. — Он делился со мной некоторыми соображениями, а я отправлял ему свои доработки. В частности, последнее письмо содержит то, что, как мне кажется, в сумме с его усилиями, может стать ключом к завершению проекта «Ковчег» и возрождению утерянных видов. Но если эта информация попадёт не в те руки, надежда восстановить животных для обитания в естественной среде пропадёт навеки, — пояснил он. — И нам останется только помнить…
Я хотела что–то сказать, но дверь открылась и в комнату закатили тележку с чаем и несколькими блюдами — одно с огуречными сэндвичами, другое — с пирожными и фруктами.
— О, Джеймс, благодарю! — улыбнулся хозяин дома. — Угощайтесь, не теряйте времени на церемонии, — это уже нам.
Повторять приглашение нужды не было — мы со вчерашнего дня не ели и были жутко голодны. Только Лиум сначала колебался — видимо, размышляя, не могут ли сендвичи быть «с сюрпризом», но потом тоже взял себе один. Должна заметить, они были на удивление вкусными.
Слуга подал чашку и тарелку с едой профессору. Мы с ребятами незаметно переглянулись: тут от стола пройти всего шаг. Впрочем, причуды богатых — не наше дело.
Как только Джеймс удалился, мы возобновили разговор.
— Но если им нужно письмо, как так случилось, что на местном отделении его не перехватили? — задумался Лиум.
— Я передал его через знакомого, который выезжал из города. Он запамятовал зайти на почту перед отъездом, и потому воспользовался провинциальной. А туда они не думали присылать своих людей, — пояснил хозяин дома.
— Что ж, это многое объясняет, — ответил Лиум.
— Значит, мы должны будем лично доставить письмо профессору Палеасу на его новый адрес, следя за тем, чтобы никто больше об этом не узнал? — уточнила я.
— Да, — кивнул мужчина, и, написав на листке бумаги координаты, передал их нам. — Советую запомнить и не потерять.
— Но если это так важно, почему вы лично не отправитесь к Палеасу? — спросила Флейм. — Ведь тогда вы могли бы объединить усилия в работе.
Профессор виновато улыбнулся.
— Я бы с удовольствием, но, боюсь, что такие путешествия не осилю.