Сыскарь

Заснул я почти мгновенно, едва заняв горизонтальное положение, а проснулся от негромкого покашливания, раздавшегося совсем рядом со мной.

Служанка-эльфийка. Или эльфа? Не знаю, как правильно. Собственно, я даже имя её не удосужился до сих пор узнать.

Девушка стояла возле кровати, скромно опустив руки вдоль тела и преспокойно разглядывала сонного меня, без зазрения совести дрыхнувшего на пузе с откинутым прочь одеялом.

— Привет, — выдал я, смутившись, и, нащупав рукой одеяло, поспешил натянуть его на себя.

— Доброе утро, господин. Я пришла забрать посуду, — девушка кивком обозначила направление, на котором, видимо, я должен был сосредоточить внимание.

Сонно щурясь, я приподнялся на локтях и вытянул шею, прикрывая рукой рот — рвущаяся наружу зевота едва не порвала мне пасть и не вывихнула челюсть. На столе возле окна обнаружился поднос, заставленный, как я сумел догадаться, какой-то едой и прикрытый сверху то-ли салфеткой, то-ли полотенцем.

— Угу, спасибо, — кивнул я в ответ девушке. — Сейчас позавтракаю.

Точнее, пообедаю. Время на настенных часах уже за полдень. Вот это я придавил на массу. Даже не слышал, когда она приходила в прошлый раз, принося еду.

Кстати, сегодня волосы девушки, собранные сзади в хвост, позволяли прекрасно рассмотреть не такие уж и большие уши. Покрупнее, конечно, чем у людей, но в сравнении с вислыми лопухами старика Флипке, выглядевшие вполне себе так ничего.

— Зайди за посудой чуть позже. Как тебя хоть зовут-то, красавица? — решился я напоследок выяснить у уже направившейся к дверям девушки.

— Люсилией, — обернулась она, чуть поклонившись. — Приятного аппетита, господин.

— Спасибо, — кинул я вслед удалившейся горничной, слез с кровати и, шлёпая босиком по прохладному полу, поспешил в маленькую комнатку, смежную со спальней и выполняющую роль уборной. — Надо будет озаботиться тапочками и, хм, зубной щёткой, — на полке возле умывальника, конечно, стоял объёмный флакон с ополаскивателем для рта, но мне этого как-то не хватило. И чистоты не ощущалось, и проснуться окончательно, даже после умывания холодной водой, не вышло. Хоть пальцами по зубам шоркай.

Что самое обидное, позавтракать мне тоже толком не дали. Едва откусил румяный бок печёного пирожка с вареньем, в комнату, торопливо постучавшись, вновь проникла Люсилия:

— Господин, хозяйка просит вас срочно спуститься в гостиную, — встревоженно протараторила она.

— Что-то случилось? — нервное возбуждение горничной невольно передалось и мне.

— Пришли из жандармерии, — кивнула она. — Поспешите, господин.

Люсилия убежала, а я, запихнув в рот сразу половину пирожка, кинулся одеваться, надеясь прожевать всё по дороге и при этом не подавиться от волнения. Обновки напяливать на себя не стал. Привычную одежду нацепить было куда быстрее. Через минуту я уже спускался по лестнице — уж что-что, а армейская привычка быстро одеваться и раздеваться со временем никуда не делась.

По пушистому ковру гостиной, такой же просторной, как и находящаяся через коридор напротив обеденная зала, разгуливал туда-сюда, словно измеряя помещение шагами, высокий господин в белой жандармской фуражке с ярко-синим околышем. Его белоснежный мундир с поблёскивающими на солнце медными пуговицами контрастно перечёркивал широкий кожаный ремень с двумя вертикальными портупейными полосками, заправленными под красивые золотые погоны с одним продольным голубым просветом.

Ещё один ремень, пущенный наискосок, удерживал на боку ротмистра сверкающую наполированным навершием рукояти саблю в ножнах. Зауженные синие брюки заправлены были в высокие кавалеристские сапоги со шпорами.

Вот только на курносой физиономии жандарма забавно топорщились тонкие усики с немного загнутыми кверху концами, что придавало молодому человеку совершенно несерьёзный вид. Просто какой-то герой-любовник из театральной пьески.