Глава 34, в которой находится место решительным действиям
Но мне не дали спокойно открыть сходняк, за дверью раздались сначала неуверенные, а потом и прибавившие в злобности и растерянности голоса. Сначала недоумённо пошептались, потом раздались несколько гулких ударов в даже и подумавшую дрогнуть дверь, а потом и заорали.
— Эточегой-то тут? — сладким злобным тенорком вопрошал своих сопровождающих тот самый монах, пыточных дел мастер. — Это как понимать? Ну-ка, покажите мне тех двоих, что вора в камеру совали, чтобы я знал, с кого мне отчёту потребовать, да с пристрастием!
В дверь ударили несколько раз, сначала кулаками, потом каблуками тяжелых сапог, но она даже и не шелохнулась.
— Тащите таран! — распорядился какой-то лопух, но его тут же оборвал мой знакомый монах.
— Какой таран, дурья твоя башка? — он даже взвыл от бестолковости подчинённого. — Где ты тут с ним развернёшься? Кувалду тащите, да самую великую, на самой длинной ручке! Все кувалды тащите, что найдёте, идиоты!
Я невольно похолодел и тревожно посмотрел на дверь, прикидывая, как скоро меня отсюда выкурят. Ещё раз попытался дотянуться до них, но эти долбаные амулеты закрывали своих владельцев наглухо, я их почти не видел, а уж заставить их уснуть сейчас мог бы только с помощью Лары. Сила их покровителя превышала мою, да и убеждённость в собственных силах, практически фанатизм, повышала её в разы. Плюс был минимум у одного магический дар, точно был, и довольно сильный.
Но вот с миром я мог взаимодействовать свободно, а значит, берём этот флаг в руки.
— Ты устоишь? — вслух спросил я дверь, — а то давай ещё что-нибудь нарисуем.
Дверь, конечно, думать не могла, но одно её затаённое желание я угадать смог. Угадал и улыбнулся, вот уж что точно мне в голову сейчас бы никак не пришло. Я снова встал со стула и с удивлением обнаружил в своих руках заточенный плотницкий карандаш с широким плоским грифелем.
— Спасибо, — поклонился я неведомому бородатому помощнику, и вывел на дверном полотне надпись: «Абсолютная упругость».
Рисовал долго, несколько тревожных минут, боясь опоздать, но потом отошёл вглубь камеры и невольно залюбовался делом рук своих. Руны это вам не буквы, получилось очень красиво и сложно, такого я ещё не видел. Выдал на них как можно больше силы, руны вспыхнули и продолжили мерцать в темноте красивым неоновым светом.
Дверь неожиданно чуть надулась и изменилась в самой структуре своей, такого я тоже ещё не видел.
Мои действия не остались незамеченными, и в коридоре тревожно завозились, а потом знакомый голос вкрадчиво попросил меня: — Тёма, ну отзовись, отзовись, ну что ты как маленький!
Я молчал, и тогда тенорок усилил напор.
— Ты что, ты что, в прятки решил со мной поиграть, да? — пыточных дел мастер злился и усиливал напор, — Тёма, я ведь тебя зубами загрызу, слышишь?
И вот это мне уже совсем не понравилось. Сидеть в осаде и надеяться только на крепость двери было тухлым занятием. Чёрт его знает, что они могут там придумать после кувалд, надо было или как-то нападать, или отвадить их от моей двери самым решительным способом.
Но на ум ничего не приходило, а домовые замерли в ужасе вдоль стен, ожидая от меня чуда. Опозориться перед ними был самым последним делом, и я принялся судорожно думать с самым важным и самоуверенным видом.
Думай, голова, думай, шапку тебе куплю. Вот что там Лара говорила про квалификацию и технику? Ага, а что, если так…
Я начертил на полу вдоль стены с дверью ровную линию на всю камеру, и заштриховал её с нашей стороны знаком диэлектрика. А с другой стороны написал — «Проводник», и на стене тоже. Потом справа и слева от дверного проёма начертил два знака фазы, и между ними рунами, как сумел, цифры двести двадцать и слово вольт. Подумал, переправил на триста восемьдесят, вернее будет. А на стене, справа и слева от двери, знаки ноля. Хреновый из меня электрик, но будем надеяться, что им хватит. Но чего-то в схеме не хватало, чего-то миру здесь было непонятно и я, хлопнув себя по лбу, дописал в условия пятьдесят Герц и двести Ампер. Подумал немного и стёр один нолик у силы тока, борясь с трусливым желанием стереть и второй. Но зато теперь миру всё было понятно.