“Темнит дед… – удовлетворенно думал Белейко, уже битый час плутавший за ним по городу. – Закупает понемногу, чтобы не вызвать подозрений. Хитер, ничего не скажешь…”
Иона Хробак и впрямь, оказался не настолько прост, каким был с виду, – эдакий безразличный ко всему, болезненный старичок, погруженный в свои мысли.
Первый раз он едва не оставил старшего лейтенанта в дураках, когда неожиданно вскочил в отъезжающий трамвай.
Второй раз Хробак попытался сделать подобный трюк, когда зашел в подъезд многоэтажного дома.
И если бы Белейко вовремя не почувствовал подвох, наученный горьким опытом с трамваем, то на его наблюдениях в этот день можно было бы поставить крест.
Как оказалось, дом имел выходы на обе стороны. Белейко бежал, как сумасшедший, расталкивая на бегу прохожих. Он едва успел вскочить в переполненный троллейбус, куда Хробак ввинтился, как штопор.
Теперь Иона Лукич шел домой.
Последний продмаг располагался неподалеку от его квартиры, и здесь Хробака знали многие (он был на пенсии, но продолжал работать ночным сторожем в детском садике и по совместительству дворником).
Иона Лукич то и дело раскланивался с прохожими, в основном с женщинами. При этом его плоское, грубо отесанное лицо расплывалось в сладчайшей улыбке.
Дом, где на первом этаже находилась квартира Хробака, стоял в тупике.
С одной стороны высились стеной многоэтажки, с другой – сетчатый забор детского садика, в котором работал Иона.
Позади дома был разбит густой ухоженный сквер со скамейками и беседкой, упиравшийся в невысокую насыпь, поросшую кустарником.
Под насыпью журчал грязный незамерзающий ручей, бывший когда-то речушкой, а теперь служивший сточной канавой расположенного на противоположном берегу завода.
Окна квартиры Хробака были зашторены даже днем. И Белейко только повздыхал с сожалением, когда вечерней порой убедился, насколько плотная ткань висит по другую сторону давно не мытых окон.
Вечером к Брониславу присоединился еще один сотрудник угрозыска, направленный ему в помощь Драчом.
В начале девятого Хробак, потушив свет в комнатах, отправился на ночное дежурство в садик, сторожить.
Белейко, беззлобно поругивая усилившийся к ночи мороз, выплясывал в кустарнике чечетку, стараясь согреть ноги. И завидовал напарнику: тот устроился в теплом подъезде дома, где проживал Иона Лукич.
В начале двенадцатого ночи Белейко, продрогший так, что зуб на зуб не попадал, едва не закричал от радостного изумления – есть! Штора в квартире Хробака осветилась изнутри неяркой желтой вспышкой.
В комнате кто-то закурил!
Похоже, Семка Заика и впрямь залег на «хазе» старого приятеля и односельчанина, торжествующе подумал Белейко. И, включив портативную рацию, он вышел на связь с дежурным по управлению…