Вторжение

— Затрудняюсь… в буквальном смысле вряд ли, — смутился Лысенков.

— Тезис Оккама гласит: не следует делать посредством большего то, чего можно посредством меньшего. Есть и иная формулировка. Она о том, что сущностей не следует, понимаешь, умножать сверх необходимости. Другими словами, смыслу, к которому постоянно призывает вас председатель Станислав Гагарин и которому он вполне диалектически, понимаешь, привержен.

И я глубоко убежден: человеческое общество разумных homo просто обязано, понимаешь, развиваться по закону бритвы Оккама. Другого пути попросту не существует.

— Какая там бритва! — махнул расстроенно Николай Юсов. — О здравом смысле, диалектике ли говорить, когда в парламент избирают бывших жандармов, переметнувшихся к бывшим диссидентам, и примитивных курощупов, поставляющих начальству копченых птичек.

Чуть позднее они получают от нового руководства по автомобилю и московской квартире, — провидчески предупредил Сталин. — И станут голосовать за несуразные, мягко говоря, законы дружно и единогласно, как в прежние тоталитарные, понимаешь, или застойные времена. А над идеей использования бритвы Оккама применительно теории существования человеческого общества вы подумайте, молодой человек. Да… Когда Людвиг Баварский приютил гонимого отовсюду Уильяма Оккама, тот сказал королю: «Tu me defendac gladio, ego te defendom calamo». Перевожу с латыни товарищам с высшим, понимаешь, образованием: «Ты защищаешь меня мечом, я защищаю тебя пером».

А теперь нам пора собираться. Оружие осмотрим и проверим по дороге к объекту.

XXXIII. БОЙ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Кабина лифта остановилась на том этаже, где ее ждали четверо, и товарищ Сталин оказался прямо перед дверью, когда она после небольшой паузы с легким шелестом распахнулась.

В дверях стоял высокого роста мужчина средних лет, широкоплечий, рыжеватый и голубоглазый, конечно, не такой гигант, как Дима Лысенков, но довольно крупный товарищ.

На нем был не голубой халат, как у научного персонала Центра, а фиолетовый, что свидетельствовало о принадлежности к высшей администрации этого учреждения.

А перед фиолетовым стоял Отец народов во всей хрестоматийной красе: защитного цвета френч, заправленные в сапоги прямые брюки, без головного убора и с неизменной трубкой в руке.

Трубка дымилась.

Вставших по обе стороны лифта Юсова с Дурандиным фиолетовый не видел. Он направил было укороченный автомат, висевший на шее, на товарища Сталина, но тут же, видимо, сообразил, какова природа возникшего перед ним существа, снял руку с автомата, это был израильский «Узи», и бросился на вождя.

Но тот вдруг исчез. Фиолетовый схватил руками воздух, растерянно захлопал глазами и стал было поворачиваться, чтобы найти испарившегося Сталина.

«Сейчас он увидит нас», — успел подумать Геннадий Иванович и приготовился стрелять. Тут он услышал голос Иосифа Виссарионовича: «Монстр! Не стреляйте!» А Дима уже летел на блондина. С маху ударился о его тело, поверг наземь, в падении заворачивая фиолетовому противнику руку за спину.

Дурандин и Юсов бросились помогать аспиранту, и вскоре связанный пассажир лифта лежал у их ног.

— Это монстр, — послышался голос вождя за их спинами. Они расступились и увидели Сталина, направившего мундштук трубки на силившегося освободиться от тонких сыромятных ремней, которыми скрутил его руки и ноги Лысенков.

Все трое инстинктивно отступили от фиолетового.

— Можете не опасаться, — продолжал Иосиф Виссарионович. — Я нейтрализовал его сверхчеловеческие качества. Но все равно пули против монстра бессильны.

— Так вы его молнией, товарищ Сталин, молнией! — вскричал Николай, обозленный тем, что не может наподдать одному из мучителей несчастного шефа. Если пули монстра не берут, то и юсовскому кулаку делать нечего.