Вторжение

22
18
20
22
24
26
28
30

Песню Станислав Гагарин напишет уже в феврале будущего года, покажет ее Дмитрию Тимофеевичу Язову, и министр обороны вслух, с выражением прочтет ее и скажет: «Молодец…» Об этом писателю предстояло еще узнать, но сейчас он слышал песню морских пехотинцев и видел, как высиживается десант на берегу противника.

Среди морских пехотинцев он узнал будущих героев фильма. Командира отделения сержанта Андрея Павлова и славных его товарищей — Федора Иванова, Ивана Гончаренко, Алексея Камая и Олега Вилкса.

«Досмотрю боевые эпизоды десантирования, рукопашную схватку моих парней с противником, доем мороженое и пойду знакомиться с Карабасовым», — решил Станислав Гагарин.

…Возникло вдруг зловещее пустынное шоссе. Слева и справа высился угрюмый, настороженный бор.

По дороге мчались две автомашины «Волга». После придорожного столба с километровым указателем они резко притормозили и остановились у обочины.

Сквозь ветки кустов, которыми был опушен край леса, за машинами внимательно наблюдали обеспокоенные глаза.

Тем временем, с правой стороны передней машины выбрался молодой парень в расшитой украинской рубахе, подпоясанной ремешком, и в узбекской тюбетейке, она едва удерживалась у него на затылке.

Парень оперся на капот и лениво закурил сигарету.

— Кажется, это он, — тихо произнес тот, кто следил за машинами из кустов, и повернулся к трем спутникам, притаившимся среди ветвей за его спиной.

Все четверо были одеты в темную спецодежду для заключенных.

— Ты уверен? — спросил рослый человек, его одежда была ему тесна, и теперь Станислав Гагарин явственно увидел: это тот, кого уже убили за пиршественным столом в Ялте.

«Так каким же он был? — подумал писатель. — Тем, кого я видел тогда через оптический прицел из люльки фуникулера, или вот этим? Существенно ли различие? Вряд ли…»

— Кепарь чучмека, рубаха хохлацкая, Шеф, — проговорил наблюдатель. — Так и в записке…

— Гляди в оба, Шкипер, — стальным голосом приказал третий заключенный. — Нам к хозяину возвращаться резона нет.

Его знали под именем Автандил Оттович Бровас. Это был широко известный в криминальных кругах крупнейший делец подпольной экономики, владелец крупных предприятий, на которых работали тысячи надомников, негласный руководитель старательных артелей, организатор широко разветвленного вымогательства, обложивший данью сообщников по теневому бизнесу, но случайно угодивший за решетку, а теперь преследуемый конвоем после побега.

Четвертый член группы — рыхлый мужчина, с виноватой улыбкой на лице, бегающими глазами. Это был Еремей Евгеньевич, по кличке Бухгалтер. Его облик явно не совпадал с теми, с кем свела его судьба в этом побеге, это был типичный мужик из лагерной зоны.

Шеф — коллега Броваса, его соперник в уголовном бизнесе, рецидивист с прежней кличкой Уркан, настоящее имя Тарас Ильич Сергиенко, он же Разумовский, он же Редигер, крупный специалист по отмыванию денег.

Тарас Ильич держал под неусыпным контролем кооперативы и малые предприятия, облагая их собственным налогом. Уркан начал вкладывать грязные деньги в производство фильмов, кормил независимые киношарашки, насаждал шашлычные и ночные кабаки, пробовал силы в издательском деле, завел огранизованное сутенерство и рэкет, был не чужд политике, до последнего времени содержал на ворованном коште не один десяток журналистов.

Заключенный, которого сообщники называли шкипером, в прежнем мире существовал как бывший штурман Черноморского флота, одессит, попавший впервые за решетку за спекуляцию валютой и контрабанду. Затем Шкипер возглавил охрану у Броваса, исполнял деликатные поручения босса. Его настоящее имя — Шартрез Валентинович Бобик.

— Это они, Автандил Оттович, — уверенно сказал Шкипер. — Выходим?