Вторжение

— По принципу — нет худа без добра… А вот когда исполнилось семнадцать, стояли мы на пароходе «Дон» в порту Невельске, на Южном Сахалине, соль привезли рыбакам из Китая в мешках. Начался жестокий шторм, разгулял волну в акватории порта, пароход стало бить о стенку, потекли заклепки. Несколько дней в составе судовой команды маялся на верхней палубе, удерживая судно на брекватерных концах и позволяя круглосуточно разгружать проклятую соль.

В начале февраля вышли в Японское море, оно успокоилось и ластилось к нам под лучами зимнего солнца. Тогда, заступив на руль, я вспомнил вдруг, что попросту забыл о минувшем дне рождении, он пришелся на крутую и опасную работу.

— Хорошо, что день рождения ваш в этом году миновал, — усмехнувшись, проговорил Иосиф Виссарионович. Ибо крутая работа ждет Станислава Гагарина впереди.

— Опять бандиты захватили лайнер? — осведомился писатель.

— Берите, понимаешь, выше… Покушение на Президента.

…По Рублевскому шоссе к центру столицы на предельной скорости мчалась вереница машин. Во главе расчищала дорогу черная «Волга» с синим фонарем-вертушкой на крыше и парнями из Девятого управления на задних сиденьях. Затем еще такая же машина-бегунок для разминания, как выразился бы Андрей Вакушкин, конфликтных ситуаций на пути. Она могла бежать и впереди зила-катафалка, а их бывало и две, и три, и четыре, дабы запутать поелику возможно террористов, не ведали чтоб в какой машине находится Президент, или сбоку шастала сия волжанка, могла пристроиться и в хвост колонны.

Потом летели бурившие пространство те зилы, о которых шла речь повыше, и еще одна «Волга» с фонарем, она зачищала дорогу с тыла, никому не давая обогнать кортеж.

Случилось все, когда автомобиль с Президентом оказался на середине моста-развязки. Мощная разрушительная сила, она содержалась в двух фугасах, заложенных на границах мостового пролета, вздыбила и вознесла в небо обломки бетона и куски асфальта, и в них затерялось то, что сохранилось от бронированных катафалков-зилов.

Обозримое пространство заволокло дымом и пылью. Редкие в раннее утро машины, не успевшие попасть под роковой взрыв, тормозили у обочины, изумленные водители со страхом всматривались в выраставшие зловеще-серые столбы, они вскоре соединились и неуклонно поднимались к небу, знаменуя собой апофеоз затеянной этим несчастным или очень хитрым человеком перестройки.

— Нравится? — спросил товарищ Сталин, поворотившись к Президенту, который даже не отступил ни на шаг от окна, из которого посыпались от страшного удара стекла.

Президент завороженно смотрел туда, где сейчас должен был находиться собственной персоной.

От голоса вождя он вздрогнул, окинул Иосифа Виссарионовича смятенным взглядом, с заметным усилием собрался, перевел взгляд на сочинителя, затем оглянулся на дверь, за которой находился с преданными, проверенными людьми начальник президентской охраны.

Сталин понял Президента и негромко произнес, ни к кому не обращаясь:

— Пусть войдут.

Писатель догадался, что слова эти обращены к нему, быстро пересек пустую комнату, распахнул дверь и жестом пригласил людей Президента, встревоженных грохотом взрыва, но, как говорится, остававшихся на посту.

Того, что произошло на Рублевском шоссе, охрана пока не видела, окна их помещения выходили во двор.

— Срочно свяжитесь с помощниками на даче и в Кремле, — распорядился, преодолевая естественный спазм в голосе, Президент. — Пусть немедленно высылают сюда специальные группы! Сообщите также о случившемся членам Совета безопасности. Тревога по форме один и общий сбор!

Станислав Гагарин в первый раз видел Президента так близко, если не считать их мимолетной встречи в семьдесят пятом году, когда писатель приезжал к нему в Ставрополь специальным корреспондентом от газеты «Сельская жизнь». Визит был вызван столь прозаичным поводом как рост поголовья овец в регионе.

Теперь они как бы вернулись к прежним баранам, только речь уже шла не об участи безобидных животных, решалась судьба и самого Президента, и Станислава Гагарина, их близких и дальних соотечественников, судьба Великой Державы, а может быть, и третьей планеты Солнечной системы.

Писатель с любопытством смотрел на решительно отдававшего приказы Президента. Таким он куда больше нравился Станиславу Гагарину, довольно часто недоуменно негодовавшему за минувшие годы по поводу неустойчивой на его взгляд, архинепонятной политики главы государства и партийного вождя.