Кодекс поведения

Глава 31

Она лежала на спине. Попытка пошевелить ногами тут же вызвала судорогу в правом бедре. Под грудью вокруг ребер — плотная повязка, едва позволявшая дышать. Запястье правой руки стянуто ремнем. Левой, по-видимому, тоже.

Джени открыла глаза и тут же ощутила, что пленка в правом глазу треснула. Она помигала. Склизкий кусочек гидрополимера сполз по глазному яблоку и дальше, вниз по щеке, оставляя за собой холодный мокрый след.

Час от часу не легче. Она широко раскрыла оба глаза. Левая пленка была цела, а правая продолжала рваться. Ее фрагменты плавали в глазу, мешая смотреть, а затем сползали по щеке как маленькие холодные улитки.

Наконец Джени промигалась и осмотрелась. Освещение оставляет желать лучшего. Белый матовый потолок, голубоватые стены. В углу у двери — низкий столик, застеленный одноразовой скатертью, на нем — грязная пластиковая посуда. Судя по количеству приборов, обедавших было двое.

Похоже, меня тут сторожили? Джени сделала глотательное движение и закашлялась. В горле и во рту пересохло. Наверное, на слизистую полости рта нанесли адсорбент. Джени провела языком по сухим шершавым губам. Она снова попробовала стягивавшие ее ремни. Мышечное усилие тут же вызвало судорогу в правом бедре. Джени обмякла и попыталась собрать разбредавшиеся мысли.

Это не просто комната. Это больничная палата. Окружавшие Джени запахи не оставляли сомнений. В воздухе пахло антисептиком, свежим постельным бельем. Особенно заметным был запах металла — инструментов, холодных, острых и всегда слишком больших.

Это для твоего же блага, капитан. Джени проняла дрожь при воспоминании о своем прошлом пребывании в больнице. Благодаря нынешнему окружению эти воспоминания были необычайно яркими. Во время осмотра Джон, как правило, брезгливо морщился, что ужасно угнетало Джени. Между тем Вэл Парини осматривал ее с равнодушным выражением человека, который и не такое видел.

Но эта скотина де Вриз получал удовольствие, когда причинял ей боль. Поначалу Джени решила было, что ей посчастливилось стать объектом его извращенных ухаживаний, но постепенно она пришла к выводу, что этот человек ее просто ненавидит.

Он меня просто не выносил, считал, что я отвлекаю Джона от более важных задач. Она не раз слышала, как они разговаривали на повышенных тонах за дверью ее палаты.

— Раскрой свои крысиные глазки, Джон! Ее ищут, так отдай ее им. Просто завяжи с этим, иначе из-за нее нас всех с дерьмом смешают. То, над чем мы так долго работали, полетит к чертям собачьим. Мы вытянули из нее все, что могли. Она не нужна нам больше.

Джени провела ладонью по простыне — теплой там, где лежала рука, гладкой и совершенно белой, как Джон. Во время препирательств с де Вризом он никогда не терял самообладания. Бывало, он проскальзывал к ней в палату после очередной перепалки, садился у кровати и просто смотрел на нее, а она притворялась, что спит. Всегда в одной и той же позе: скрестив ноги и сложив руки на коленях — сидел и смотрел на нее, хотя при этом у него было дел еще вагон и маленькая тележка.

Здравствуй, творение, меня зовут Джон Шрауд, сказал он ей, когда она впервые пришла в себя. Не самое удачное имя для врача, не находишь?[1] Палата была залита ярким светом, и казалось, что это светится его молочно-белая кожа. От рокочущего голоса мурашки ползли по спине. Бледно-голубые глаза блестели, как два кристалла. В ступоре, последовавшем за отменой искусственно вызванной комы, он казался Джени неумолимым архангелом, прошедшим медицинскую подготовку.

Это все из-за цвета его глаз, я только потом узнала, что он носит пленку. В действительности, глаза у Джона были розовыми. Он и показал ей, как пользоваться пленкой. Научил ее ходить, одеваться, есть — все с помощью непослушных искусственных конечностей. Быть не таким, как все, поначалу трудно, утешал он ее, но в этом есть и свои преимущества, поверь мне, я знаю, о чем говорю.

Но он так и не научил ее, как освобождаться, когда ты связан по рукам и ногам. Нехороший Джон. Джени изо всех сил попыталась высвободить руки, пока от боли слезы не брызнули из глаз. Тогда она подняла голову и посмотрела на себя. Я ведь была одета или я ошибаюсь? В любом случае теперь на ней была простая белая рубашка. На сгибе локтя правой руки блеснул маленький серебристый диск.

О черт!..

Слишком поздно. Седативный насос включился под действием мышечной активности и повышения кровяного давления. Джени почувствовала легкий зуд в том месте, где был закреплен диск. Мгновением позже по телу разлилось приятное тепло. Я не хочу больше спать, черт возьми! Она снова дернулась, но ремни держали крепко.

На лбу выступил пот, Джени начало знобить, схватило желудок. К горлу подкатил жгучий ком. Меня сейчас стошнит! Она попыталась повернуться на бок, но нагрудный ремень не пускал. Я же захлебнусь! Она заставила себя успокоиться и медленно, глубоко задышала. Во рту появилась неприятная горечь. Маленькая передышка. Если она снова начнет двигаться, по окончании буферного периода снова активизируется насос. Это может произойти через тридцать минут или через тридцать секунд в зависимости от наркотика.

Джени посмотрела на дверь. Странно, что к ней никто не заглядывает. Наверняка ведется мониторинг всех жизненных показателей, неужто никто не заметил повышения активности?

Она заработала руками и ощутила жжение на правом запястье. Мне больно, такие ремни не должны причинять боль. Скорее всего у них тут крепления устаревшей модели и наложены неверно. А значит, здесь не привыкли иметь дело со связанными — это уже кое-что. Даст Бог, они не справятся с ней, если она освободится.