— А еще вы ходили в одну школу. Частную. В Маррионовскую школу.
— Наши отцы ее спонсоры.
— И в аспирантуре вы тоже учились вместе. Я знаю, что это не совпадение.
— В Гарварде преподают геологию лучше всего. — Я надолго утихла, чтобы перевести дух, и дышала медленно, ровно, стараясь не шевелиться. — Никаких совпадений.
— Как все-таки вышло, что вы оба выбрали геологию? Кто велел вам учиться на геолога?
— Я сама захотела.
— Хочу стать математиком, — объявила я отцу. Он приехал в Маррионовскую школу на мой четырнадцатый день рождения, привез подарки. Мне достались коробочка и конверт: золотой браслет от дяди Дэвида, а от родителей два билета на самолет в Барселону — на весенние каникулы, нам с мамой. Я надела браслет и показала отцу. Это была очень тяжелая цепочка из неправильных зерен природного золота. Она ярко блестела, но в остальном напоминала нечто такое, что можно случайно подобрать в лесу под деревом.
— Нравится? — спросил отец.
— Чудо! Поблагодари от меня дядю Дэвида.
— Ему будет очень приятно.
Мы устроились в библиотеке, пододвинув два кресла к камину, где потрескивал огонь. Мы были одни среди длинных дубовых полок, уставленных затрепанными книгами.
В Маррион, частную школу-интернат, меня отдали, когда мне исполнилось восемь. Уезжая, я плакала, и мама с папой тоже, но они сказали, что для человека с моим даром лучше школы не найти. Я ничего не знала про свой особый дар, однако учителя в Маррионовской школе вели себя так, будто он у меня был и они-то знали какой, поэтому я не слишком переживала.
Отец развалился в кресле.
— Математиком, золотко?
— Угу.
— Вот это да! Горжусь. Я и по сей день не знаю, чем хочу заниматься.
Я расхохоталась, готовая поручиться, что так оно и есть.
— А как же биология? — спросил отец. — В прошлый мой приезд ты говорила — биология.
— И биология, но математика мне больше по вкусу. Все сводится к математике… я хочу сказать, без нее ничего не опишешь научно, так ведь? Вообще-то я могу заниматься и математикой, и биологией, верно? Или помогать биологам.
Отец задумчиво сдвинул брови.