Когда открылась дверь, сердце невольно забилось сильнее. Вопреки моему желанию, вопреки бессознательной решимости, страх проник до самых глубин моего существа.
Молодой человек в темном костюме, тяжеловес с каменным лицом, показался в дверях. На нем были ультрамодные наушники — довольно широкие, усеянные диодами и кнопочками, с тонким микрофоном на конце провода.
— Господин министр ожидает вас, — произнес он торжественно.
Он отступил на шаг и жестом пригласил меня войти, мимоходом приоткрыв закрепленный на груди «холстер». Я на миг замер на пороге, заглядывая внутрь, смущенный необычной ситуацией. Телохранитель — а это мог быть только он — невозмутимо ждал меня, держась за ручку двери.
Я вошел, все больше нервничая. Громила закрыл за мной дверь, потом попросил развести руки в стороны и начал обыск. Ему попался только мой мобильный, который он, тщательно осмотрев, сунул мне в карман.
Он повел меня по широкой деревянной лестнице. Наши шаги отдавались от высоких белых стен. Оказавшись на втором этаже, мы прошли по длинному полутемному коридору, потом, наконец, он распахнул дверь и жестом пригласил меня войти.
Я сделал несколько шагов по слабоосвещенной комнате. Это был огромный кабинет, отделанный с вызывающей роскошью. Стены обшиты темным деревом. Чудесный вощеный паркет. Слева — большой книжный шкаф, полный антикварных книг. Справа — элегантная витрина, комод и целая коллекция безделушек и картин на охотничьи темы. В центре комнаты возвышался великолепный черный стол в стиле Регентства, отделанный золочеными бронзовыми вставками, с множеством выдвижных ящиков. По обе стороны от него друг против друга стояли два мягких кресла.
На другом конце комнаты перед широким окном, держась очень прямо, спиной ко мне стоял человек с бокалом в руке и любовался своим садом. Его невозмутимость выглядела смешной. Словно отрепетированная мизансцена в великолепном спектакле. Театральная пьеса, в которую меня во что бы то ни стало хотели втянуть. И совершенно напрасно. Мне было лучше в зрительном зале.
Телохранитель закрыл за мной дверь.
— Садитесь, Виго.
Я узнал резкий и сухой голос министра.
Я не двинулся с места. Он повернулся, сделал несколько шагов и поставил бокал на стол. В свои семьдесят он сохранил выправку молодого офицера. Голый череп, пронзительные синие глаза, прямые морщины придавали ему суровости.
Казалось, его забавляло мое упрямство. Он сел в кресло напротив, опустил руки на подлокотники и с преувеличенной небрежностью положил ногу на ногу.
— Ну же, садитесь, прошу вас.
И тут я испытал к этому старику ненависть еще более яростную, чем мог себе представить. Инстинктивное, почти врожденное отвращение.
— Зачем вы меня сюда пригласили? — бросил я, не скрывая кипящего во мне презрения.
— Вы сами хотели меня видеть, Виго.
— Меня зовут не Виго.
Министр широко улыбнулся:
— Предпочитаете Il Lupo?