— Они одеты в защитные плащи и накидки, — ответил Эогиппус.
— Я об актерах.
— А с какой стати им мерзнуть?
— Но ведь они покрыты снегом, — указал Мэллори.
— Естественно. У них снег не только снаружи, но и внутри.
— Ты что, хочешь мне сказать, что под снегом людей и вовсе нет?
— Совершенно верно, — подтвердил Эогиппус.
— Не верю!
— Но это правда. Всякий раз, когда выпадает достаточно солидный слой снега, дети бегут сюда, чтобы посмотреть представление о Панче и Джуди. Не представляю, каким образом, но снеговики ухитряются помнить свои роли от зимы до зимы.
Как раз тут Джуди ударила Панча по голове сделанной из снега скалкой, и Панч, вопя и рыдая, повалился на землю под смех и радостные возгласы детей.
— Вот видите? — указал Эогиппус. — Настоящего человека такой удар прикончил бы.
— Согласен. — Мэллори сделал паузу. — Пожалуй, я просто привык к своему Центральному парку.
— Отсюда не следует, что в этом Манхэттене нет своих опасностей, — продолжал крохотный конек. — Но исходят они из иных источников.
— Таких, как Гранди?
Эогиппус кивнул.
К тому времени сценическая площадка уже осталась позади. Они приехали в унылое голое место, где единообразие пейзажа лишь изредка нарушалось случайной снежной скульптурой. Наконец вороной добрался до конца парка и свернул на узкую, покрытую свежими колеями улицу.
— Где это мы? — осведомился Мэллори.
— На улице Раскаяния, — сообщил Эогиппус.
— Ни разу о такой не слыхал.
— Она всего квартал длиной, идет от Чревоугодия до Похоти.