Жаркое лето – 2010

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не стоит, родной, – возразила Аля, низко свесившись над прибрежными кустами и держась ладонью правой руки за тонкую берёзку. – Выше по течению, похоже, имеется что-то вроде моста…. Пошли, посмотрим! Только речной берег здесь слегка заболочен, не хотелось бы запачкать мои бархатные сапожки. Они же почти новые – лет сто восемнадцать всего, не больше. Придётся, сделав небольшой крюк, болотце обойти стороной…

Вскоре путешественники вышли на ровную просёлочную дорогу, которая и привела их к арочному мосту.

– Славный такой мостик, очень красивый, элегантный и изящный, – похвалила Аля. – Не вижу ни одной сваи, вбитой в речное дно. Арка по-простому переброшена с одного берега на другой. При этом сама конструкция не вызывает ни малейших сомнений-опасений. Всё очень крепко, солидно и надёжно. Ширина позволяет всаднику – без каких-либо проблем – разъехаться со стандартной подводой. Поверхность моста ровная и гладкая, что называется – досочка к досочке. Высокие перила покрыты искусной резьбой. А в самой реке бойко плещется рыбёшка. Очевидно, крупный окунь гоняет малька…

Перейдя через мост, они вновь зашагали по просёлочной дороге. Через несколько минут Гарик объявил:

– Вижу искомую помещичью усадьбу! Красивое и симпатичное сооружение, откровенно впечатляет и радует…. Светло-жёлтый двухэтажный дом с примыкающими к нему по бокам одноэтажными флигелями. К парадному входу ведёт широкая каменная лестница, вдоль фасада наличествуют шесть белых, возможно мраморных колонн…. Интересно, а почему именно шесть? На восемь, к примеру, не хватило денег?

– Дом и оба флигеля покрыты очень странной крышей, – поделилась первыми впечатлениями Аля.

– Чем же она странная? Красно-коричневая черепица…

– Вот, именно! Точно такая же черепица применяется при строительстве домов и в нашем двадцать первом веке. Впрочем, бывает…. А для чего им, спрашивается, нужно так много печных труб? Одна, две, три…, тринадцать, четырнадцать! Ничего себе – размах…

– Обычное дело, – передёрнул плечами Гарик. – Парового отопления ещё не придумали, а жилых и хозяйственных помещений в усадьбе – несколько десятков. Поэтому и приходится в каждой второй комнате закладывать по дельной печке. Зимы-то в России девятнадцатого века – однозначно-суровые….

– К правому флигелю примыкает старый запущенный парк. С левой стороны от господского дома – на приличном удалении – расположены всякие вспомогательные строения: конюшни, скотный двор, амбары, сеновалы, кузница, многочисленные погреба и сараи…. Всё очень солидно и добротно.

Наверное, данное поместье полностью автономно. В том смысле, что запросто может существовать – в случае возникшей необходимости – никак не пересекаясь с внешним миром…. Ага, вот и местные крестьяне показались! Только мне почему-то кажется, что намерения у этих пейзан, отнюдь, не мирные…

Посмотрев в указанном направлении, Гарик был вынужден признать правоту своей…э-э-э…

«Своей любовницы, елы-палы!», – влез с подсказками нетактичный внутренний голос. – «Нет? Ну, тогда – невесты и будущей жены. Я, братец, собственно, не возражаю. Девица – во всех-всех отношениях – самое то…. Куда пойти? Понял, иду и покорно умолкаю…».

Навстречу «гостям из Будущего» двигалась – на фоне заходящего тёмно-багрового солнца – разношёрстная и шумная толпа, основу которой составляли бородатые разновозрастные мужички, одетые в длинные крестьянские зипуны, местами украшенные аккуратными заплатами. На головах у мужиков размещались островерхие войлочные колпаки, а на широких плечах – толстые дубовые колья, топоры на длинных рукоятках и разномастные металлические прутья. Впереди толпы выступала высокая и костистая женщина «под пятьдесят», одетая в длинную – до пят – тёмно-синюю юбку и малиновую телогрейку. Тётка производила впечатление природного лидера и крепко сжимала в ладонях короткоствольное ружьё.

«Слегка напоминает классический кулацкий обрез из телевизионных фильмов про гражданскую войну», – успел-таки подумать Гарик. – «Только очень большой обрез, с весьма приличным диаметром ствола. А, вот, лица у «комиссии по встрече» – злые, хмурые и очень решительные…».

Впрочем, вскоре «встречающие» замедлили шаг, а решимость с их физиономий начала постепенно улетучиваться, сменяясь робкой озабоченностью и глубоким смущением.

«Ещё бы не озадачиться, повстречав такую странную и неординарную парочку!», – хохотнул наглый внутренний голос. – «Сразу и не понять, кто такие перед тобой. То ли бродячие лицедеи, которых надо гнать со двора взашей. То ли благородные господа княжеских кровей, валяющие – от пошлой скуки и хронического безделья – откровенного дурака. С последними связываться – себе дороже. Можно – в конечном итоге – и без ноздрей остаться, и с топором палача – между делом – познакомиться. Не говоря уже про обыкновенный кнут…».

Крестьяне, ведомые боевитой тёткой, окончательно остановились, не дойдя до путников метров семь-восемь.

– Тебя, милейшая, случаем, не Матрёной кличут? – невозмутимо поинтересовалась Алевтина, подпустив в голос откровенно-барственных ноток. – Отвечай же, тётка, не молчи. Я, ведь, могу и рассердится.

– Матрёной…, барин! Или же – барышня?