Жаркое лето – 2010

22
18
20
22
24
26
28
30

Дальше они двинулись уже ползком, старательно отгибая ладонями в стороны кустики брусники, усыпанные ещё незрелыми, бело-розовыми ягодами. Вскоре лесной склон оборвался вниз крутым семиметровым обрывом. На круглой поляне, возле тёмной полосы хвойного леса, был выстроен кривобокий шалаш-балаган, крытый пышными еловыми лапами. Рядом с шалашом лениво пощипывали редкую пожухлую травку четыре разномастные коняшки. Чуть в стороне, вокруг чёрного кострища (горящего костра не наблюдалось), на толстых берёзовых чурках расположились девять хмурых типов, одетых – кто во что горазд. Одни мужики сосредоточенно хлебали деревянными ложками из мятого медного казана какое-то варево, другие о чём-то неторопливо болтали между собой, изредка заинтересованно оглядываясь в ту сторону, где проходила просёлочная дорога. Между людьми и лошадьми лениво сновали-перемещались несколько здоровенных бусых псов. От кромки обрыва до разбойничьего бивуака было примерно метров шестьдесят.

«Морды страхолюдные – до полной невозможности!», – брезгливо зашелестел внутренний голос. – «Морщинистые какие-то. У одного татя кривой багровый шрам змеится-сползает от виска – через остатки носа – до подбородка. У другого вместо левого глаза наличествует круглое серое бельмо – размером – как десять пятирублёвых монет, вместе взятых…. Одежда и обувь, действительно, отличаются пёстрым разнообразием. Богатые кафтаны и драные зипуны. Холщовые, покрытые неаккуратными заплатами мужицкие порты и суконные «приличные» штаны. Замечательные кожаные сапоги для верховой езды и самые обыкновенные лапти. Войлочные островерхие колпаки, непонятные фуражки и один гусарский кивер…. Так, а что у нас, вернее, у них с вооружением? Пищаль[115] прошлого (восемнадцатого) века, берданка-самопал[116], турецкий кривой ятаган, офицерская шпага, бердыш[117], татарский лук.… Впрочем, с «берданкой» я, кажется, немного погорячился. В 1812-ом году этот вид оружия, очевидно, называется как-то по-другому. Ведь, американец Хайрем Бердан ещё не изобрёл своей знаменитой винтовки, от которой потом и пойдёт название «берданка», применяемое по отношению ко всем дробовым ружьям…. Извини, братец, больше не буду отвлекаться на разные заумные глупости! Итак, что мы имеем в сухом остатке? Тати не жгут костра. Следовательно, что? Наверное, они чего-то ждут. Очевидно, разбойники держат возле дороги парочку разведчиков, которые должны – условным сигналом – предупредить о появлении потенциально-достойной добычи. Что ещё? Наличие лошадей и собак…. Как это обстоятельство может нам пригодиться?».

– Гарик, может, тебе стоит издать боевой клич смилодона? – спросил-предложил Глеб. – Собаки и лошади – сто процентов – тут же запаникуют. Да и тати, возможно, испугаются и покинут – со всех ног – стоянку.

– Что же, неплохая идея. Действительно, как можно думать о серьёзном разбое, когда где-то рядом бродит неизвестный голосистый монстр, могущий напасть в любой момент?

Они отползли от обрыва метров на двадцать. Гарик поднялся на ноги, тихонько откашлялся в рукав сюртука, набрал полную грудь воздуха, поднёс ко рту ладони, сложенные рупором, и, закрыв глаза, завыл-зарычал – что было мочи…

Перед внутренним взором проплывала-мелькала – цветным плавным калейдоскопом – череда странных и завлекательных картинок. Бескрайняя светло-жёлтая равнина, покрытая редкими островками изумрудно-зелёного кустарника. Огромные стада незнакомых парнокопытных животных, смутно напоминавших полосатых длинношеих жирафов. Отчаянная погоня, прыжок, острые клыки на тёплой шее жертвы, солёный привкус крови на губах. Всеобъемлющий восторг, яростный победный клич, разносящийся над саванной….

Чья-то ладонь легла на его левое плечо и принялась отчаянно дёргать-трясти. Гарик послушно закрыл рот и открыл глаза.

«Странно! Ты, братец молчишь, а рык-вой саблезубого тигра продолжает громко звучать», – забеспокоился внутренний голос. – «Может, на твой зов откликнулся настоящий смилодон, доживший – самым невероятным образом – до августа 1812-го года? Чудеса на нашей планете, как выяснилось совсем недавно, иногда случаются…».

– Это местное эхо оказалось таким «долгоиграющим» и громким, – пояснил Глеб, поглядывая на друга с нескрываемым уважением. – А ты, старина, минуты три с половиной упражнялся с голосовыми играми. Я чуть в штаны – по-взрослому – не наделал…. Ага, слышишь? Далёкое-далёкое лошадиное ржание…. Судя по всему, наш фокус полностью удался. Что дальше? Подползём и посмотрим, как там себя чувствуют наши подопечные?

Ничего ответить Гарик не успел – со стороны обрыва долетел неясный стук-шорох.

– Чёрт, очень похоже, что тутошнее дурацкое эхо сыграло с нами очень злую шутку, – едва слышно прошептал Глеб. – Видимо, тати ошиблись с определением стороны, откуда прилетел ужасный звериный вой. А на обрыв, скорее всего, можно выбраться по верёвочной лестнице. Мол, надёжный запасной путь для экстренного отхода, если армейская облава будет надвигаться по лощине сразу с двух сторон. Ничего хитрого, обычная и вполне разумная предосторожность.

– Достаём пистолеты, – велел Гарик. – Нападём на бандитов первыми, уповая на пресловутый эффект внезапности…. Не убегать же, в самом деле, уподобляясь трусливым зайцам. Тем более что могут, в конечном итоге, и догнать. Разбойники, наверняка, передвигаются по здешнему лесу гораздо лучше и проворнее нас…

Гарик – с пистолетом в каждой руке – короткими шагами осторожно двинулся к кромке обрыва, а его внутренний голос невозмутимо приступил к развёрнутым и подробным комментариям: – «Так, высокий широкоплечий мужик – в сером крестьянском зипуне – стоит рядом с кривобокой сосёнкой. Чуть в стороне застыл второй. Показалась узкая спина в тёмно-синем камзоле…. Пора, братец, начинай! Огонь! Молодец, попал…. Стреляй из второго пистолета! Чёрт, осечка! Бросай пистолеты и доставай шпагу! Вперёд! Коли его! Коли…. Промазал, отступай! Ага, Глеб стреляет…. Молодчик в тёмно-синем камзоле пальнул из допотопной пищали, в лицо пахнуло жаром. Ерунда, пуля прошла мимо, только правую щёку чуть-чуть оцарапало…. Вперёд! Коли! Есть! Шпага вошла во что-то мягкое…. Теперь упрись подошвой сапога ему в грудь! Одновременно толкай ногой тело, а рукой вытаскивай шпагу…. Эге, улетел, бедолага, с обрыва. Вот же, она, верёвочная лестница! Придавлена большим валуном…. Немедленно сбрасывай камень вниз! Молодец, отходим – на всякий случай….

Глеб, довольно улыбнувшись, сообщил:

– Два – два! В том смысле, что по два жмурика на брата.

– А где остальные пятеро?

– Со всех ног рванули по лощине в сторону Рязанского тракта, вслед за двумя лошадками, оставшимися в живых. Я успел – на пару секунд – заглянуть за кромку обрыва…

– Ещё чего там высмотрел? – спросил Гарик, старательно обтирая пучком травы лезвие шпаги.

– Ну, два конских трупа и три собачьих. Ещё одно неподвижное человеческое тело наблюдалось. То, которое со стареньким гусарским кивером на голове. Не иначе, это сам знаменитый атаман Швелька. Был же разговор, что он будет, вернее, уже был, из беглых солдат? А у всех дезертиров, как хорошо известно, нервная система сильно расшатана и оставляет желать лучшего…. Наверное, все они – кони, псы, Швелька – представились от неимоверного ужаса, неожиданно охватившего их нежную и хрупкую психику. Горазд же ты, дружище, изображать голодного смилодона! А тут ещё беспокойное лесное эхо слегка подсуетилось, вот, у некоторых трепетных натур сердечки и не выдержали…. Ну, пошли обратно? Думаю, что на сегодня все разбойничьи нападения – однозначно отменяются…. Не забудь подобрать пистолеты с земли! Знаю я тебя, охламона задумчивого…

Они, беззаботно болтая и легкомысленно сшибая ногами огромные мухоморы, двинулись в сторону приметного гранитного валуна. Настроение было отличное, даже русский лес девятнадцатого века уже не казался таким дремучим и мрачным.