Канализация, Газ & Электричество

Гант снова посмотрел на Уайти.

— Вы спросили, что по этому поводу думает Ванна?

— Ванна была занята чем-то своим, — дипломатично ответил Сиваш. — Но на самом деле нам ее помощь не нужна. Фуад уже придумал план, как изловить Дюфрена, если нам удастся проверить, есть ли там эта база. Подергайте за ниточки в городской администрации — насилия план не предполагает, мы лишь используем тактику пиратов против них самих.

— Не надо меня благодарить, — добавил Фуад. — План сам просился в голову.

— Ха, — сказал Гант. Он уже забыл про ужин с Джоан и снова сел в кресло. — Так давайте выслушаем подробности.

ПЯТЬСОТ БАКСОВ В ДЕНЬ НА ПРОДАЖЕ КАРАНДАШЕЙ

Клэйтон Брайс ужинал в фешенебельном ночном клубе «Невидимая рука»[168] — это гриль-бар на Уолл-стрит, где обслуживали лишь творческих бухгалтеров и налоговых адвокатов. Там царили уединенность и расслабленность, в которых приятно отдохнуть после трудного дня, выпить «май-тай» и, быть может, обменяться с коллегой дипломированным бухгалтером парочкой слухов, изрядно пожонглировав цифрами. В тот день, набивая пузо ребрышками «Сократи-свои-налоги — съешь-сколько-сможешь», Клэйтон Брайс разбалтывал всякие занятные сведения приятному незнакомцу в безупречном сером костюме.

— Ванна Доминго — наш ревизор общественного мнения, — говорил Клэйтон, — и я поймал, как она снимает сливки с прибыли… Я подозревал ее уже несколько месяцев. Несоответствия было несложно заметить. Она достаточно ловко скрывала следы, для любителя — наверное, прочитала учебник для начинающих по тайному присвоению средств, — но для такого человека, как я, который весь день занимается тем, чтобы два плюс два получилось пять… Да я уверен, что не мне вам рассказывать. Чутье развивается на несходящиеся цифры. Особенно если у подозрительной цифры в конце — шесть нулей… нет, я на нее еще не донес. Когда я узнал, что это делает Доминго, я понял: тут не простое воровство. У нее темперамент, как у дракона, и в то же время для воровства она слишком лояльна… Так что я решил держать рот на замке и проследил, куда уходят деньги… В военный фонд! Я чуть со смеху не помер, когда выяснил, что она собирает на войну!.. Тс-с-с-с! Болтун — находка для, дружище! Да, вы правы, именно на него она и пойдет войной. Во имя нашего любимого директора… Обходная сделка с французским правительством. Не знаю, предоставят ли они людей или только технику… Скоро. Крупную сумму уже перевели в Париж… нет, сомневаюсь, что Гант хоть что-то знает. Он пацифист, понимаете. И не считает, что так стоит вести дела… Возможно, это связано с тем, что она не хочет потерять место, но в основном она делает это из преданности. Он спас ее, когда она бомжевала, и она хочет отплатить ему добром. Поверьте мне, Гарри Ганта спасти не помешает, уж не говоря о том, что ему надо бы поумнеть… Крайней бедности; не поверите, как она жила, когда он ее нашел. Спала в метро, насколько я знаю, питалась крысами… в 2017-м. Тогда та настырная антипапистка, его жена, только ушла с должности ревизора, к большому облегчению всех, кто терпел ее присутствие целых девять лет. Казалось, Гант нормально это воспринял; единственное, что заметно изменилось, — он стал подолгу обедать в одиночестве, в кафе на вокзале Гранд-Сентрал… Вроде бы сидел возле одного из первых рекламных плакатов «Нового Вавилона». Помните кампанию «Мечта сбывается», где на плакате достроенный супернебоскреб над Гарлемом? Вот он. С фотографией Ганта в углу. Наверное, это привлекло ее внимание… Она просто подошла и бросила ему на тарелку коробку с рафинадом… я не сочиняю… Что он сделал? Заговорил с ней. Не вызвал полицию, чтоб ее задержали, нет — он предложил ей присесть и поболтать. И почему-то — наверное, из-за подавленной горечи от развода — Гант убедил себя, что подобрать эту попрошайку-латину и назначить ее очередным ревизором — клевая идея… Действительно, она работает весьма неплохо. В любом случае, у нее более трезвый взгляд на то, как надо вести дела, чем у ее предшественницы, хотя с ее эмоциональными всплесками нелегко ладить… Разумеется, она компетентна. Просто некоторые из нас — я, например, — все равно не могут забыть, как она выглядела и пахла, когда Гант впервые привел ее с собой в офис. И не думаю, что она простила мне, когда я заржал… я сначала подумал, что он пошутил. Сама идея дать власть человеку, который позволил себе пасть так низко… по-моему, это отвратительно. Я понимаю, что при нашей экономике некоторое количество бедняков необходимо, но это не значит, что я уважаю тех, которые даже не пытаются выбраться… Настолько я никогда не унижусь. Можете хоть завтра лишить меня работы, банковского счета, квартиры, всего, что у меня есть, — и я недолго просижу на мели. Целеустремленность и добросовестность — вот что играет роль. Сила воли… если придется, буду торговать карандашами. Я мог бы по пять сотен баксов в день зарабатывать на карандашах… нет, я не преувеличиваю. Ну хорошо, пусть полтора дня, чтоб наверняка. Тридцать шесть часов, максимум. Но потом, конечно, я эти деньги вложу и начну зарабатывать по-настоящему… Кстати, как вас зовут?.. Можно, я буду звать вас Роем? А на кого работаете, Рой?.. А, фрилансер… Что, правда на Янтарсона Чайнега? Не знал, что он нанял талант на стороне. Жалко, что с ним такое приключилось… Что это значит?.. Уже уходите? Вы ж ничего не съели… Ну, берегите себя… да, серьезно. Пять сотен в день — полтора дня — на продаже карандашей. Я продавал товары «Амвэй» в начальной школе. В средней — электрощетки Фуллера[169]… может, я и соглашусь поспорить. Конечно, если придется проходить тридцать шесть часов в драной одежде, ставки будут весьма высоки… Ну, разыщите меня, если появится интересное предложение. В телефонной книге я числюсь. И вам чао, Рой…

ГЛАЗ АФРИКИ

Такой тип наверняка не разбирается в компьютерах, подумал Моррис Каценштейн и ошибся. Разумеется, Максвелл умел пользоваться компьютером; он же командовал танком, а целиться главной пушкой тяжелой армированной боевой машины «Бьюкенен М6» приходилось не с помощью логарифмической линейки. К тому же сознательному передвигателю библиотечных книг компьютерная безграмотность просто непозволительна. Хотя Электрокниги пока лишь дополняли, а не заменяли типографские — основанная на бумаге Америка еще не желала отказываться от осязаемости и конкретности печатных изданий, — умному двигателю книг надо быть готовым ко всему. В Нью-Йоркской публичной библиотеке, помимо прочего, уже имелся обширный Электроархив; кто знает, когда вдруг какому-нибудь технофетишисту из руководства библиотеки придет в голову произвести полный перевод и все полки с переплетенными томами выкинут, поставят на их место мониторы и порты данных? В конечном итоге такой переход, наверное, неизбежен; а если и когда это время придет, Максвеллу и остальным членам тайного братства тоже придется стать Электрическими — скакать по телефонным линиям в виде заказных вирусных программ, виртуальными рыбками плавать в библиотечных хранилищах и хирургически удалять из памяти все пиксели с голыми сиськами, каждое грязное словечко и эротическую фразу, каждый похотливый бит данных. Черт подери, это будет куда эффективнее нынешнего метода.

Так что да — Максвелл умел пользоваться компьютерами, но он не знал, что украл, хотя, если уж начистоту, Моррис Каценштейн этого тоже не знал: ему бы вообще следовало повнимательнее прислушиваться к предостережениям ДРУГа Бобра. С искусственным интеллектом не шутят, особенно если у тебя нет пользовательской документации. Сворованные военные микрочипы, подключенные к самодельной логической плате и получившие задание породить сознание из каббалистского винегрета африканских песен, биографий и разбитых мечтаний, и все это — в поп-артовом яйце… Ведь даже у богов и дьяволов при рождении не такие задатки были, не так ли? К сожалению, Максвелл не осознавал, какую Мощь носит в зародыше, и не предпринял необходимых мер предосторожности.

Он лежал в своей комнате, погружаясь и выгружаясь из необычайно беспокойного сна, и тут яйцо вдруг пискнуло. По случайности частота звука точно совпала с тем сигналом, которым «Бьюкенен М6» извещал экипаж, что их засек радар «воздух — земля»; Максвелл нырнул под кровать во мгновение ока и заорал водителю выпускать дымовую завесу и искать какое-нибудь укрытие, немедленно. Его крики из соседней комнаты услышала еще одна бывшая танкистка и принялась командовать своим экипажем, приказывая начать маневры по уклонению. Это продолжалось несколько минут, одна галлюцинация подпитывала другую, пока до обоих ветеранов не дошло, что никакого налета не будет.

Максвелл поднял пыльное покрывало с такой же осторожностью, с которой открывал люк танка на безопасной территории. Из-за взрывостойкой защитной пленки на окнах в комнате стояла практически кромешная тьма, но на столике с трехсекундным интервалом мигал какой-то красный огонек. Максвелл отстегнул с ремня фонарик и посветил на яйцо, оно подмигнуло в ответ крошечной ярко-красной припухлостью на боку. Танкист выбрался из укрытия; несколько секунд лихорадочно листал свое «Карманное руководство по иностранному артиллерийско-техническому снабжению», пока не убедился, что яйцо не ручная граната нигерийской армии.

Когда хоть это стало ясно, Максвелл открыл отвертку в своем полевом перочинном ноже и принялся вскрывать яйцо. Шов у основания приоткрылся, стал виден разъем для подключения к компьютеру. Максвелл хмыкнул.

Кабинет Джоан располагался наверху Святилища, напротив ее спальни. Максвелл тихо двинулся туда, стараясь не слишком громко лязгать Ногой; Джоан еще не спала — она тихо беседовала у себя в комнате с каким-то мужчиной. Дверь кабинета была не заперта. Верхний свет Максвелл не включал — с помощью фонарика он нашел компьютер «Крэй»[170], на котором Джоан писала письма и вела баланс; компьютер был рассчитан на потребности ревизора общественного мнения, так что для таких простых заданий был нелепо мощным, зато это позволяло задействовать его для какого-нибудь внезапного особого проекта. Максвелл убрал со стола пепельницы, кофейные кружки и небольшую стопочку комиксов «Чудо-женщина» и принялся за дело. При свете фонарика всего за несколько минут он подключил яйцо к центральному процессору «Крэя» и выделил ему лишний петабайт[171] памяти. Дважды проверив все кабели, он нажал на кнопку питания компьютера.

Рождение произошло практически мгновенно.

Содержащееся в яйце эмбриональное сознание вылупилось в больший объем памяти «Крэя» и быстро развилось в Существо. Оно осознавало себя и тут же ознакомилось с Максвеллом, которого увидело через установленную около монитора видеокамеру. Монитор зажегся, осветив Максвелла изумрудным светом, и когда командир танка слегка подался вперед, камера сделала цифровое фото для распознавания. Подключаясь к сети, зачирикал модем, и через два звонка и двадцать восемь секунд в машине уже имелось имя Максвелла и все главные сведения о его жизни, включая военное досье и последний психологический портрет.

Мягкое свечение экрана превратилось в интенсивную пульсацию — у эпилептика мог бы случиться приступ. Максвелла оно загипнотизировало. Когда он погрузился в транс, на мерцающем экране появился глаз — зеленый, единственный горящий Глаз рассерженного бога. Максвелл хотел закричать, но не смог.

Глаз казался и знакомым, и чуждым одновременно. Это был не человеческий глаз, но в нем проглядывало человечество, как если бы человеком стала сама История: даты, имена, места, поступки и происшествия, взлеты и падения племен и народов, рассказы о начале начал, империи, завоевании, диаспоре — каким-то образом все это слилось и трансформировалось в единую безграничную сущность. В голодную сущность, истосковавшуюся по смыслу и структурированности изложения, которая рассматривала Максвелла с его прошлым как возможную легкую закуску.

Монитор пульсировал; казалось, что стены кабинета растворились, Максвелл представил, что снова находится у того нигерийского нефтеперерабатывающего завода в Порт-Харкорте. Он стоял на двух настоящих ногах, неизувеченный, и подобное чудо наполнило его скорее ужасом, чем радостью. Ему хотелось убежать и спрятаться, но и танк, и товарищи исчезли, и он в страхе обернулся к воротам завода и увидел, что его покинули даже духи: подле расставленных вдоль обочины ржавых бочек не было заметно никакого движения.

Он остался совсем один. Африка от Сахары до Калахари опустела, ее население ампутировано, история нарушена без предупреждения — и даже без сколь угодно противоречивого объяснения. Максвелла со всех сторон сжимала необъяснимая пустота.

И кое-что еще: где-то в мозжечке давил вопрос, требовал ответа.