— В смысле? Толще?
— Да не. Просто как-то… по-другому.
Сальваторе скрючил руки, как клешни, и прижал к груди. Фрэнки понятия не имел, что бы это могло значить, но знал, что надо делать дальше.
— Помоги мне встать, — сказал он. — Если моя машина исчезла, фиг с ней, поймаем такси.
— Куда? — спросил Сальваторе.
— В скобяную лавку.
11
Теперь стало ясно, что половину цивилизаций ацтеков, майя и инков незадолго до того, как их уничтожили, унесла чума Старого света… К 1600 году по Америкам прокатились около двадцати волн мора, и осталось меньше десятой части первоначального населения. Вероятно, погибло около 90 миллионов человек — сегодня это было бы эквивалентно потере миллиарда… Первые колонисты прибыли в Плимут сразу после того, как вымерли почти все индейцы племен массачусет и вампаноа, так что поселенцев ждали пустые хижины и готовые к засеву поля.
Индейцы, в свою очередь, много узнали от белых… Многие европейцы пытались понять образ жизни индейцев и относились к ним справедливо. Но другие обманывали и захватывали их земли… Помимо прочего, тысячи индейцев умерли от кори, оспы, туберкулеза и других болезней, которые привезли белые.
Ванна Доминго не от рождения такая жадина. Ее подчиненные в Департаменте общественного мнения ни за что бы в это не поверили, но когда-то у нее было доброе сердце, она была замкнутой, но доброй, часто смеялась и ни с того ни с сего начинала танцевать. Несмотря на то что Ванна в раннем детстве осталась сиротой, до двадцати пяти лет ей удавалось сохранить веру в будущее, но потом события двух недель безвозвратно обратили ее надежды и доверчивость в прах.
Ее детство представляло собой тяжелое скудное существование в прибрежной деревушке в Коннектикуте. Она рано научилась сама заботиться о себе, поскольку дядя-рыбак, назначенный ее опекуном, редко появлялся дома и особого участия к ее судьбе не проявлял — ни в хорошем, ни в плохом смысле. Ванну это устраивало — она была независима по природе и в минутах самого страшного одиночества и невзгод видела блеск возможности наивысшего торжества. Просто надо верить в завтрашний день, думала она, а все остальное непременно приложится, несмотря на временные неудачи. Она старательно занималась в школе, и каждый вечер, выходной и в каникулы работала, где могла, чтобы накопить несколько тысяч долларов. С помощью этих сбережений и Стипендии общественных работ она поступила в Университет штата Коннектикут в Хартфорде, где изучала искусство коммуникации, специализируясь на построении общественного мнения. Когда она выпустилась, на рынке труда все обстояло очень плохо, и семь месяцев она обивала пороги Мэдисон-авеню на Манхэттене в поисках работы, питаясь в основном макаронами быстрого приготовления с тертым сыром, три упаковки за доллар, а также фруктами и овощами «по бросовым ценам, с небольшими дефектами» — больше ничего себе она позволить не могла. Для развлечения Ванна каталась на коньках по субботам вечером на катке в Центре Рокфеллера — коньки она вытащила из мусорки (контролер, любитель построить глазки, пропускал ее на каток бесплатно); а по воскресеньям танцевала кадриль в «Салуне Бетси Росс». Боевой дух она поддерживала на высоком уровне, дважды перенесла на ногах легкую пневмонию, и наконец в феврале 2004 года нашла работу — но не на Мэдисон-авеню, а в рекламной фирме под названием «Мозговой Штурм», чьи владельцы были из этнических меньшинств. После такого счастливого поворота судьбы жизнь ее начала улучшаться скачками — Ванна всегда это знала и ожидала, что когда-нибудь так и будет.
«Мозговой Штурм» считался передовой компанией, частью коммерческого и культурного возрождения севера Манхэттена, предвещавшего второй Ренессанс Гарлема. Молодая голодная фирма с общинными традициями в сфере связей с общественностью — и к тому времени, как туда пришла Ванна, «Мозговой Штурм» начал развиваться на национальном и международном рекламном рынке. Самым большим их клиентом была компания, которой тоже управляли афроамериканцы, «Дизайнерские продукты питания Карвер-Биотех», производители «левого сахара».
Левый сахар считался последним словом в некалорийных подсластителях: молекулярно зеркальное отражение нормального «правого» сахара, он выглядел и весил, как настоящий, да и по вкусу от него не отличался, а ключевая разница сводилась к тому, что в пищеварительном тракте человека нет энзимов, которые могли бы его расщеплять и впитывать. Можно съесть тонну левого сахара и не потолстеть, и у лабораторных крыс он рака не вызвал. Сахарин и аспартам сразу же стали никому не нужны, так что «Карвер-Биотеху» суждено было унаследовать весь рынок заменителей сахара, а по мере роста компании с ней будет расти и «Мозговой Штурм».
Первое задание Ванны как стажера-конструктора общественного мнения заключалось в том, чтобы в составе «мыслительной команды» «Карвер-Биотеха»/«Мозгового Штурма» выдумать новое применение их продукции. Размешивая как-то утром кофе со смесью молока и сливок, Ванна в шутку предложила смешать пополам правый и левый сахар и назвать его «50/50». Остальные участники повертели эту идею и пришли к выводу, что такой гибрид может завлечь значительное меньшинство потребителей, которое с неохотой переходит на новинки. Ванна придумала бессмысленный но вдохновляющий слоган — «Рука руку моет», — который подтолкнет пугливых членов общества для начала попробовать «50/50», если уж они боятся сразу перейти на новый подсластитель.
Короче говоря, комбинация «50/50» попала прямо в точку, угодив не только покупателям, но и лоббистам сахарного тростника, которые до появления такого сочетания угрожали законодательными актами, дабы защитить свое место на рынке. Ванну наградили повышением зарплаты и повышением в должности, а президент «Карвер-Биотеха» прислал ей двадцатифунтовую коробку с левым сахаром и золотым носиком, чтоб удобнее было насыпать. Коллеги устроили пьянку в «Салуне Бетси Росс»; а один из них, суданец по имени Терри, пригласил ее на медленный танец уже после того, как объявили, что бар закрывается. Будущее Ванны светилось ярко, как никогда.
Пришло лето. В августе Ванна решила позволить себе сходить в поход, о котором давно мечтала: взяла отпуск, напихала в темно-коричневый рюкзак устаревшей техники и поехала в Канаду опробовать навыки выживания в Охраняемой природной зоне Квебека. Да-да, Ванна Доминго, кошмар древолюбов, выехала порезвиться с
Во многом Африканская Пандемия 04 года была идеальной чумой века информационных технологий, приспособленной к духу времени. В отличие от обычной заразы, первоначального очага распространения будто бы и не было — она вспыхнула в каждом углу глобальной деревни одновременно (представление о том, что «все началось в Айдахо», выдумали СМИ — это была новая песня про корову миссис О"Лири[163]) и в общем счете унесла более миллиарда жизней — только в США погибло 38 миллионов человек — меньше чем за пять дней, расстроив даже попытки «Си-эн-эн» осветить событие. По своим методам Пандемия была бескровна, как репортаж о современной войне. Она не просто губила людей, она тщательно за собой убирала: после смерти от менингеальной лихорадки тела быстро и почти невообразимым манером распадались в пыль и газ. Так что не было ни трупов, ни массовых похорон, ни бесконечных сюжетов с покойниками и страданиями, которые можно было бы заснять на пленку для потомков; просто внезапное отсутствие — как будто всех черных африканцев, какие были на Земле, ночью посадили на НЛО и унесли прочь, просто выхватив из потока истории.
Так что и траур тоже был необычным. Выжившим катастрофа казалась просто нереальной, словно сон, который забываешь, проснувшись, — особенно для тех, чье знакомство с черными ограничивалось комиками, музыкантами и спортсменами, которым они аплодировали в телевизоре. Возвращаясь из леса, Ванна впервые заметила: что-то не так, — на заправке «Бритиш Петролеум» за Жонкьером, когда увидела свободного от дежурства механика, который со слезами смотрел «Душной южной ночью» с французским дубляжом по кабельному каналу.
— Что-то случилось? — поинтересовалась Ванна у человека, наливавшего ей бензин, и он ответил:
— Мистер Тиббс умер[164].
ebooksa