— Есть, капитан, снижаю глубину…
— Думаю, его обыскивать не нужно, — сказал Саттер, у которого при виде голого Двадцати Девяти Названий случился приступ гомофобии. Стараясь его скрыть, он ухмылялся и размахивал винтовкой. — А что у нее под одеялом?
— Угадай, — предложила Серафина. Саттер удивился, что она заговорила. А Сэйлз, который подошел, чтобы обыскать ее, импульсивно протянул руку и дотронулся до лица Серафины, потом провел пальцами по шее, дойдя до ключицы.
— Господи боже мой! — внезапно воскликнул он, отдергивая руку.
— Что? — спросил Саттер.
— Она теплая, и у нее настоящая кожа! Саттер, она живая!
— Херня, — усмехнулся Саттер, хотя Серафина закатила глаза. — Живых ниггеров больше нет. Она Электрическая.
— Саттер, она не Электрическая. Она настоящая. — Он напряженно сглотнул. — Говорят, что и Дюфрен вроде ниггер.
— Я же сказал —
— Я туземец, — с готовностью ответил Двадцать Девять Названий.
—
— Капитан, — сказал Сэйлз, подняв микрофон с подставки. — Сэйлз на связи.
—
— Подняли, капитан. Капитан, ниггер настоящий. Человек.
— Кто… — вклинился второй голос. Начался спор, капитан несколько раз крикнул:
— Хватит! — Наконец он снова сказал: — Сэйлз. — В голосе слышалось нетерпение. —
— Вообще-то у нее, капитан, они… Иисусе…
— Цвета Иисусе? — удивился Саттер и самолично посмотрел Серафине в глаза. — Если только Деву Мария трахнул лепрекон.
— Вверху! — воскликнул Сэйлз, показывая в сторону носа. — Смотри!
Саттер сощурился и посмотрел поверх пулеметов.