Когда Обли дошел до запертых ворот с табличкой, заявляющей, что это частная собственность, УПРАВЛЯЕМАЯ НЬЮ-ЙОРКСКИМ АКВАРИУМОМ, сердце у него забилось чуть быстрее. Вторая табличка предупреждала: «ОСТОРОЖНО, ЗЛАЯ РЫБА», — но тут уж его бы не удержали даже дикие морские обезьяны. Он залез в карман скаутской формы, расплющив бутерброд с вареньем и арахисовым маслом, и достал тоненькую металлическую отмычку.
Через пару секунд ворота открылись, и Обли оказался у бассейна с мутной водой. Подняв взгляд ко второму этажу виллы, он не заметил никакого движения за затемненными окнами, но когда подошел к воде, до него донеслись обрывки диалога из «Послеобеденного сеанса во вторник».
Вода в бассейне была неподвижна, за исключением откатов от фильтра, но Обли знал, что там, в глубине, плавает нечто клевое, нечто очень
У Обли был одноразовый фотоаппарат — он считался бы вредным для окружающей среды, но Обли сделал его сам из пакета от «Хай-Си»[160]. Швырнув свой бутерброд в бассейн, он навел фотоаппарат и начал ждать, когда таинственная рыба выплывет за приманкой.
Когда до воды долетел голос Дарта Вейдера, она и всплыла.
Когда через некоторое время Фрэнки вышел из виллы, в глубоком конце бассейна плавала пилотка. Зеленая, будто бы даже защитная, несколько так полувоенная — Фрэнки был уверен, что где-то раньше такую видел. Даже издали пилотка выглядела
— Нехорошо это, — сказал Фрэнки. Он положил все барахло, которое нес в руках: два фена, Электровентилятор, обогреватель и допотопную магнитолу, в которой, как надеялся Фрэнки, было достаточно батареек, чтобы поджарить кита. Не нашел он лишь одного — удлинителя, а это плохо, если магнитофон не сработает.
— Тут кто-нибудь есть? — крикнул Фрэнки, на случай если хозяин пилотки прячется где-нибудь за шезлонгом. Никто не ответил, но, осматриваясь, Фрэнки заметил кое-что еще. Он осторожно обошел вокруг бассейна; около пятиметровой отметки наклонился и подобрал пакет от «Хай-Си», из которого торчали пластмассовый объектив и кнопка затвора, испачканная арахисовым маслом. Сзади от ветра хлопали открытые ворота, и воображению услужливо предложил себя возможный сценарий.
— Ой как нехорошо, — повторил Фрэнки. Посмотрел на пилотку — с этой стороны бассейна не достанешь. Легкое течение в бассейне сносило ее в тень от трамплина, и Фрэнки подумал, что если бы кто-нибудь залез бы на край и нагнулся…
Последующую умственную борьбу вообще сложно понять — это возможно, только если вы, как и Фрэнки, выросли в Бенсонхёрсте[161]. Как только часть его мозга замыслила эту бессмысленную браваду, другая породила почти религиозное стремление именно это и сделать — даже при том, что третья часть умоляла вторую и первую одуматься. В тех случаях, когда замысленный поступок оказывался действительно опасным, у Фрэнки перед глазами возникал образ Джимми Мирено, бычары с кастетами, который изводил его все начальные классы.
— Ни хера я не боюсь, — сказал Фрэнки, стоя уже рядом с трамплином. И добавил, делая первый шаг: — Это глупо. Это
Трамплин был мокрый — значит, его только недавно забрызгали, и, дойдя до середины, Фрэнки решил, что босиком будет лучше. Затем подумал, что середина трамплина не лучшее место снимать кеды, и тут же призрак Джимми Мирено обозвал его ссыклом, так что Фрэнки полуприсел на корточки и приподнял левую ногу. А это плохо сказалось на его центре тяжести. Каким-то образом ему удалось снять левый кед, не рухнув в воду, но когда Фрэнки попытался бросить его на сушу, равновесие поколебалось, и кед плюхнулся в бассейн. Требования к производству кедов не так строги, как для скаутских пилоток, так что он пошел ко дну.
— Это очень вообще нехорошо, — сказал Фрэнки.
Открылась раздвижная стеклянная дверь виллы, и выбежал Сальваторе — он был настолько взволнован, что позабыл о русском акценте.
— Эй, — крикнул он, — эй, Фрэнки, я только что выглядывал из окна — твоя машина исчезла!